Раквереский роман. Уход профессора Мартенса - [4]
— А кто этот граф С.?
Старая госпожа укоризненно покачала головой:
— И вы еще не поняли? — Она скривила рот и подчеркнуто иронически произнесла: — Господин имперский граф и генерал-аншеф Карл фон Сиверс из Вайвара.
Из графов на букву «С» в должности гофмаршала, проживающих предположительно в уезде Вирумаа, насколько мне известно, был действительно только один господин граф Сиверс. У меня самого мелькнула такая мысль, но я тут же отбросил столь нелепое предположение. Я не нашел ничего лучшего, как с наигранной медлительностью, словно бы после глубокого размышления, спросить:
— А госпожа совершенно уверена, что с графом С. все обстоит именно так, как госпожой было сказано этому французу?
Я подумал: «Не подобает же мне прямо спросить, уж не бредила ли она, когда говорила с французом». По-видимому, она прочла мои мысли и обиженно ответила:
— Боже мой! Что же, вы думаете, я бредила?! Разумеется, я говорила правду. Отсюда все мои заботы!
Я опять подумал: «Ладно. Правда это или неправда — придется выяснять позже». И спросил:
— А от кого это письмо? Ведь это только копия? И почему госпоже его прислали?
Старая дама нетерпеливо ответила:
— Вы все еще ничего не понимаете?!
Я сказал:
— Я могу только предполагать. Но мне нужно твердо знать, если я должен дать госпоже совет.
Она пояснила:
— Поймите, этот француз в Париже умер. И у него есть какие-то племянники, один в Париже, другой в Петербурге. Парижский написал петербургскому. И это письмо попало в руки фатальному для меня Сиверсу. Думаю, что письмо просто доставили ему. В надежде на мзду. Ясно? А Сиверс прислал мне с него список. Ах, для чего? А для того, чтобы я знала — ему известно, что я о нем говорила. И чтобы почувствовала — я у него в руках.
Я сказал:
— Я понимаю, что рассказанное госпожой могло рассердить господина Сиверса. Но ведь от этих слов граф не лишится своего положения. Сейчас, когда при дворе все еще полно людей, появившихся там в елизаветинские времена. Но госпоже следовало бы мне разъяснить, что же господин Сиверс может учинить госпоже фон Тизенхаузен?
Она побрызгала одеколоном из серебряного флакона на свой кружевной носовой платок и слегка смочила лоб.
— О боже… Это длится уже тридцать лет. Но особенно — последние годы, когда он в отставке. Это дрянное селение или город, как некоторые говорят… Там, у подножия замковой горы, имеется полоса земли, которую не все инстанции без оговорок признают принадлежащей моей мызе. Там теперь опять понастроили лачуг. Вы же это сами знаете. И живет там сотни две негодяев. Всех их до последнего Сиверс через своих агентов подкупил. А я против них совершенно беззащитна. Один судебный процесс за другим. Их присуждают к розгам, но это их отпугивает на какие-нибудь два месяца. Мне же неоткуда взять людей.
Половина моих слуг состоит в родстве или свойстве с этим клубком змей… Вы говорите, что ничего особенного здесь на мызе не заметили! Но ведь три-четыре раза в год здесь происходят пожары! Или вы полагаете, что строения загораются сами? Не будьте столь наивны. Если я сказала «змеиный клубок», то имею на то основание! Каждое лето я обнаруживаю под своими окнами по несколько клубков гадюк. Или вы предполагаете, что змеи сами приползают туда? И он знает — Сиверс знает, — что я смертельно боюсь жаб. И каждую весну их полно здесь, в моей комнате.
Должен признаться, что от этих дополнений все рассказанное ею опять показалось мне странным и неубедительным. Что же до графа Сиверса — так бог его знает: чем вируский лакей хуже курляндского конюха! Если господин Бирон стал курляндским герцогом и супругом российской императрицы, а до высылки в Сибирь три недели пробыл имперским регентом… Но у Бирона, по крайней мере, с самого начала была фамилия. Он только несколько изменил ее и из Бюрона стал Бироном. Раквереский лакей Карл, по-здешнему, конечно, Карел, будучи крепостным Тизенхаузенов, фамилии не имел. Я спросил:
— Может ли госпожа объяснить мне, каким образом лакей Карл присвоил себе старинную дворянскую фамилию Сиверсов?
— Сиверсы вовсе не старый дворянский род, — сказала госпожа презрительно. — Дворянство всех эстляндских и лифляндских Сиверсов насчитывает едва ли столетие. Но фамилия, разумеется, дворянская. И получил он ее за то же, за что и все остальное, — спал с этой коровой Елизаветой… — Старая госпожа вдруг выпрямилась и даже как-то кокетливо спросила: — Ну что, теперь вы поедете в Берлин и издадите там книгу, в которой напишете, что тогда-то и там-то раквереская госпожа фон Тизенхаузен то-то и то-то говорила об императрице Елизавете?
Слегка раздосадованно я сказал:
— Нет. Госпожа ведь знает, что я этого не сделаю.
Она продолжала:
— Хорошо. Я вам верю. Ибо что же еще остается глупой старой вдове. Хотя ей уже давно следовало бы перестать верить людям. Ну, а начало карьере этого Карла положило искусство заваривать кофе. Я научила его делать это по-человечески. Знаете, медный кофейник, размером со штоф. Семь десертных ложек хорошо прожаренного, размолотого кофе. Дать только подняться. Помилуй бой, не кипятить. Плеснуть чуточку холодной воды, чтобы осела гуща. И тогда — щепотку соли. Для придания вкуса. Я не знаю, кто определил его в дом к великой княгине. Сперва он чистил на кухне для челяди репу. Потом заболел княгинин кофешенк, и он, разумеется, предложил себя взамен. И все, готово! Лучших манер, чем у него, там и не требовалось. И лучшего немецкого языка. Ибо великая княгиня, стоило ей увидеть красивого мужчину, тут же с ним и ложилась. А когда в оплату за труды она пожелала возвеличить своего лакея до камер-лакея, то и фамилия для него нашлась. В сущности, это была случайность, но и бесстыдство в то же время, что в то утро в Петербурге им под ноги попал именно этот старый Сиверс. Выпивоха, в прошлом — шведский лейтенант. То есть перед русской властью — тише воды, ниже травы. Карл видел его у нас здесь, в Раквере, потому что старший сын старика был на мызе управителем. Тоже фон Сиверс. Кстати, по этому вы можете судить о знатности и древности рода. Карл приволок старого Сиверса к Елизавете. Старик от испуга вытянулся, словно аршин проглотил, а Елизавета сказала: «Признай этого пригожего парня своим сыном. Получишь от меня в подарок часы с бриллиантами!» И старик тут же признал Карла своим сыном, столь скоропалительно, что даже не вспомнил, что у него уже есть сын Карл! Таким образом вдруг появились два Карла Сиверса, между собой братья! И это длилось десятилетия. Пока старший несколько лет назад не умер где-то в Лифляндии. А Карл из раквереской блошиной деревни превратился в господина фон Сиверса. И тут все пошло как по маслу. Продолжало идти как по маслу и тогда, когда вместо Карла к императрице в постель залез — ну, как его? Тот, что пел басом, — Разумовский. Знаете, скажу я вам, Карл человек не умный. Далеко не умный. Но не лишен чувства реальности. Он не делал никаких попыток изменить ход событий — ведь не любил же он ее. Он просто позволял одаривать себя новыми поместьями и новыми чинами. Потому что Елизавета, я прямо скажу, эта божья блошка, только и делала, что меняла любовников и каждый раз заглаживала свое прегрешение перед Карлом повышением в чине и подарками. Последний раз, еще в шестидесятом году, не помню уж, с кем она тогда спала, но для Карла она выторговала у императора Франца Первого титул графа Священной Римской империи.
Роман выдающегося эстонского писателя, номинанта Нобелевской премии, Яана Кросса «Полет на месте» (1998), получил огромное признание эстонской общественности. Главный редактор журнала «Лооминг» Удо Уйбо пишет в своей рецензии: «Не так уж часто писатели на пороге своего 80-летия создают лучшие произведения своей жизни». Роман являет собой общий знаменатель судьбы главного героя Уло Паэранда и судьбы его родной страны. «Полет на месте» — это захватывающая история, рассказанная с исключительным мастерством.
Яан Кросс (1920–2007) — всемирно известный эстонский классик. Несколько раз выдвигался на Нобелевскую премию. Поэт и прозаик. Многие произведения писателя переводились на русский язык и печатались в СССР огромными тиражами, как один из исторических романов «Императорский безумец» (1978, русский текст — 1985).Детская повесть-сказка «Мартов хлеб» (1973, впервые по-русски — 1974) переносит вас в Средневековье. Прямо с Ратушной площади Старого города, где вы можете и сегодня подойти к той самой старой Аптеке… И спросить лекарство от человеческой недоброты и глупости…
В книгу эстонского писателя вошли произведения: «Четыре монолога по поводу святого Георгия», «Имматрикуляция Михельсона», «История двух утраченных записок», «Час на стуле, который вращается» и «Небесный камень».
В том избранных произведений известного датского писателя, лауреата Нобелевской премии 1944 года Йоханнеса В.Йенсена (1873–1850) входит одно из лучших произведений писателя — исторический роман «Падение короля», в котором дана широкая картина жизни средневековой Дании, звучит протест против войны; автор пытается воплотить в романе мечту о сильном и народном характере. В издание включены также рассказы из сборника «Химмерландские истории» — картина нравов и быта датского крестьянства, отдельные мифы — особый философский жанр, созданный писателем. По единодушному мнению исследователей, роман «Падение короля» является одной из вершин национальной литературы Дании. Историческую основу романа «Падение короля» составляют события конца XV — первой половины XVI веков.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
В тихом городе Кафа мирно старился Абу Салям, хитроумный торговец пряностями. Он прожил большую жизнь, много видел, многое пережил и давно не вспоминал, кем был раньше. Но однажды Разрушительница Собраний навестила забытую богом крепость, и Абу Саляму пришлось воскресить прошлое…
«Заслон» — это роман о борьбе трудящихся Амурской области за установление Советской власти на Дальнем Востоке, о борьбе с интервентами и белогвардейцами. Перед читателем пройдут сочно написанные картины жизни офицерства и генералов, вышвырнутых революцией за кордон, и полная подвигов героическая жизнь первых комсомольцев области, отдавших жизнь за Советы.
Жестокой и кровавой была борьба за Советскую власть, за новую жизнь в Адыгее. Враги революции пытались в своих целях использовать национальные, родовые, бытовые и религиозные особенности адыгейского народа, но им это не удалось. Борьба, которую Нух, Ильяс, Умар и другие адыгейцы ведут за лучшую долю для своего народа, завершается победой благодаря честной и бескорыстной помощи русских. В книге ярко показана дружба бывшего комиссара Максима Перегудова и рядового буденновца адыгейца Ильяса Теучежа.