— Они делают его в стерильных перчатках, Крюмме, не смеши меня.
— Все равно они его пробуют и время от времени облизывают перчатки.
Эрленд засмеялся:
— Вечно тебе приходит в голову какая-нибудь пакость! Неужели ты думаешь, у них есть силы пробовать шоколад когда они сутки напролет его делают! Сомневаюсь.
— Сыр был бы сегодня спасением. Немного «Самсо» немного «Данбу»…
— Ох уж этот твой «Данбу». Он воняет, как мои носки, когда я был подростком.
— И прекрасно!
— Крюмме! У нас будет сыр. Но в дополнение!
Крюмме вздохнул:
— Я чудовищно устал, тяжелая была поездка. Масса впечатлений. Но я рад, что поехал. Теперь я знаю, кто ты и откуда.
Они посмотрели друг на друга. Эрленд кивнул, теперь Крюмме знает, кто он. Думает, что знает. Но если Эрленду пришлось порыться в своих норвежских корнях и сыграть роль младшего сына в крестьянской семье, это вовсе не значит, что он не в состоянии тут же погрузиться в кипучую столичную жизнь. Как раз поэтому он хочет пышности и блеска. А не только вонючего сыра. И все-таки придется идти на компромисс.
— Окей. Обойдемся без дизайнерского шоколада. Торт и мороженое тоже сойдут, Крюмме. Можем подать его с карамелью и кешью. Пишу их в список. Смешно, правда? Отпраздновать Рождество, а на следующий день сразу Новый год?
Накануне они устроили собственный сочельник. Съели обед из пяти блюд в ресторане «Повар, вор, его жена и ее любовник», а потом отправились домой, распаковывали подарки, пили коньяк, слушали Брамса, наслаждаясь елочкой на террасе. Она стояла такая же красивая, как перед их отъездом в Норвегию, свечки, корзинки с искусственным снегом и большая звезда на верхушке. Настоящий снег успел выпасть и растаять до их возвращения, поэтому при дневном свете елочка и корзинки слегка потеряли вид, но в темноте все оставалось по-прежнему. Крюмме подарил Эрленду шахматную доску от Сваровски, о которой тот так мечтал, а Эрленд вручил Крюмме черное кожаное пальто, как в фильме «Матрица», которое за бешеные деньги перешили в ателье на шарообразную фигуру Крюмме. Пальто доставило Крюмме неописуемую радость, и потом Эрленд основательно лишил обоих — Крюмме и его пальто — целомудрия, когда они наконец-то смогли громко и восторженно заняться любовью в собственных звуконепроницаемых владениях.
— Наденешь сегодня пальто на работу?
— Конечно! — ответил Крюмме и улыбнулся, протянул ему руку через стол. — Я тебя люблю, мой странный, чудесный крестьянский паренек…
— Ну-ну. Нет! Хватит с меня деревянных башмаков и соломинок во рту. Наконец-то я могу спокойно накраситься, и ни с кем не случится истерики.
— Ты уходишь в сторону. Прошло немного времени, и теперь нам пора серьезно поговорить. Ради Турюнн. Нельзя оставлять ее одну и взваливать все на ее плечи.
— Она же в Осло! Почти так же далеко от них, как мы! — сказал Эрленд и отдернул руку.
— Но она чувствует свою ответственность. Мы же видели. Да и сама она сказала. Ты ей вчера не звонил? Она хотела поговорить с Маргидо насчет того, что старик собрался в дом престарелых.
— А-а-а! Мы сидим тут и готовимся к празднику! Обо всем остальном можно поговорить завтра. Уверен, как только Турюнн вернется домой и к своей работе, она забудет про всю эту ответственность, о которой ты так беспокоишься. И, кстати, я ведь тоже чувствовал свою ответственность? Разве нет?
— Конечно, чувствовал, Эрленд! Я горжусь тобой, очень горжусь. Нельзя столько всего скрывать.
— Ну, скрывал и скрывал. Я ведь не врал, просто не мог об этом думать.
— И сейчас опять решил больше не думать?
— Нет! Все не так! Ты придираешься к словам! Я просто… Я — это я. Здесь! И Турюнн приедет к нам в гости, к дяде Эрленду и дяде Крюмме. У меня появилась настоящая племянница, подумать только!
— Я больше волнуюсь за оставшихся на хуторе. И Турюнн тоже за них волнуется.
— Да-да-да. Мы обязательно о них поговорим. Только не сегодня! Мне предстоит кучу времени делать канапе и украшать дом, мне надо быть в творческом тонусе…
Он приправил свою речь хныканьем, которое отлично действовало на Крюмме. Крюмме снова вздохнул и откинулся на спинку стула.
— Давай одеваться и поедем за покупками, а? — попросил Эрленд.
— Ладно, давай, — согласился Крюмме, хлопнул себя по толстым ляжкам и улыбнулся, возможно, чуть напряженно, но все-таки улыбнулся, к тому же его ждало новое кожаное пальто, что было немаловажно.
— Надеюсь, моя кредитка не загорится от чрезмерного трения.
— Возьмем огнетушитель, — ответил Эрленд.
Когда кухня до краев наполнилась покупками, а Эрленд остался дома один, он поставил в проигрыватель Марлен Дитрих и достал все тарелки и блюда, которые только имелись в доме. В одной из гостевых комнат он убрал со столика салфетки, а подушки и одеяла кинул в шкаф. Для тарелок нужно много места, столика и двуспального матраса хватит. Поставить еду на пол он не мог, хотя домработница всегда мыла и натирала паркет до блеска. Он распахнул окно, и вот — идеальный холодильник готов. Когда придут гости, окно будет уже закрыто, тарелки и блюда — в гостиной, а сюда можно будет складывать одежду. Вторую гостевую они использовали как кабинет, и в ней, в отличие от остальной квартиры, всегда царил беспорядок, так что гостей туда не пускали.
