Ракетоплан С-218 - [6]

Тем временем я проверил направление. Внизу все так же громоздились тучи, в редких просветах между которыми были видны синие полосы. Автоматический указатель стрелкой отмечал местопребывание ракетоплана — немного к западу от Африки над пространствами Атлантического океана. Еще далеко до островов Фолкленда даже для моей скорости в 6000 километров за час. Что еще передает радио? Репродуктор снова закончил фразу:

«…Как думает астроном Бермигтон, Комета, проходя по касательной к орбите Земли, повлияет на Луну. С большой вероятностью можно говорить о том, что наш спутник под действием притяжения Кометы сорвется со своей орбиты. В этом случае Луна пойдет между Солнцем и Кометой по параболе к орбите Юпитера, и Земля может потерять своего извечного спутника. Но окончательно это станет понятным только перед первым взрывом, в десять часов пятьдесят пять минут. Астроном Бермигтон думает, что Луна сорвется с орбиты и покинет Землю! Внимание! Астроном Скаутлей возражает на это предположение и доказывает, что Луна только изменит свою орбиту на вытянутый эллипс, однако останется верным спутником Земли».

Интересно, кто из ученых прав? А впрочем, вопрос о Луне не так уж и существенен, когда речь идет о судьбе всей Земли.

Да и проект инженера Андреева может не дать желаемого результата. Так, по крайней мере, уверяют некоторые ученые. Я не ученый, я обычный пилот. Но, быть может, именно поэтому верю в проект инженера Андреева. 21 июня он превращает земной шар в исполинскую ракету, и эта мысль близка мне. Я знаю, что такое ракета. Только ракетному двигателю принадлежит будущее. Древний мудрец Архимед, который изобрел рычаг, сказал:

— Дайте мне точку опоры, — и я подниму земной шар!

Ракета дает человеку точку опоры везде и всюду. Она сама — точка опоры. Для самолета нужен воздух, для проворной лодки — вода, от которых они отталкиваются. Ракета отталкивается сама от себя. Взрывы, которые происходят в ее разрядной части, толкают ракету вперед, независимо оттого, куда направлены — в пустоту или в воздух, в воду или еще куда-то. Обратная реактивная сила взрыва вот что движет ракету.

Однако где я?

Указатель места пребывания ракетоплана приблизил стрелку почти к самым островам Фолкленда. Впереди были видны пенные буруны, прибережные скалы и ровная, без единого пригорка поверхность земли.

Где же тут искать профессора Пелюзье и его экспедицию?

Бухта Оф Гарборс, над которой я пролетал, погасив скорость, тоже была пустынной и мертвой. Огромные здания порта представляли печальное зрелище — будто жители этого оживленного города все неожиданно вымерли. К тому же стало темнеть. Правда, сумерки, которые спускались на землю, в скором времени озарил зеленоватый призрачный свет Кометы, хвост которой широкой полосой простерся через весь небосклон.

По-видимому, в бухте Оф Гарборс не было никого, потому что предупрежденная о моем прилете экспедиция дала бы знать о себе каким-нибудь сигналом — хотя бы костром.

Я полетел к порту Стенлей. Пустынная равнина проплывала под ракетопланом.

А что если их нет и там? Что, если они были вынужденные перебраться еще куда-нибудь?

Но едва только на горизонте волнистой линией нарисовался залив, я заметил большой черный столб дыма.

Сигнал!

4

Через несколько минут я плавно опустился на твердую землю возле большого костра. К люку ракетоплана подбежала стройная девушка в нейлоновом плаще. Она что-то кричала, но звук ее голоса не доходил до меня, отделенного от внешнего мира герметичными дверьми кабины. Наконец я распахнул люк.

— Вы — пилот Троянов? — услышал я звонкий молодой голос. И, не ожидая ответа, Жанна Пелюзье продолжила: — Ну, конечно, это вы. Кто еще мог бы добраться сюда в такой тревожный час? Правда, мы очень беспокоились. Ведь у нас испортился передатчик, и мы не могли подавать вам сигнал. Но мы сделали все, что смогли. Видите? — показала она рукой на костер.

— А где же остальные? — спросил я.

— А вы еще не знаете? Отец болен малярией. Но это не страшно, — он легко переносит эту болезнь. Хуже с Дюшеном: у него очень острая форма, и сейчас он лежит почти без сознания, а лаборант Стенуа дежурит рядом с ними. Мне поручено следить за костром, чтобы не пропустить вас. Пойдемте, пойдемте в дом.

На пороге нас встретил молодой мужчина с энергичным, резко очерченным лицом. Это был Стенуа. Он крепко пожал мне руку и сказал:

— Я очень боюсь, что Дюшен не сможет лететь. Профессор говорит, что ему могло бы помочь только переливание крови. Я просто не знаю, что делать.

Старый профессор Пелюзье через силу поднялся со своего кресла и тихим голосом поздоровался со мной:

— Когда мы отправимся, профессор? — обратился я к нему.

— Вам уже говорили о нашем больном? Его нельзя трогать, пока не закончится пароксизм. Он весьма слаб.

— Значит…

— Не раньше завтрашнего утра. А может… — Голос профессора задрожал, и он насилу закончил фразу: — Может, нам придется оставить его здесь…

Меня совсем не пугала мысль, что нам надо задержаться до утра. До начала взрывов в полярной области оставалось больше суток. За это время я мог бы несколько раз долететь отсюда до озера Мичиган. Но кто знает, какие неожиданности могут произойти?