Раху - [3]

— Ведь он мой господин, — говорила она. — Мой отец отдал меня ему, а голос — частица души. Музыка и пение — священная жертва, которую можно приносить только отцу или тому, кому вместо него принадлежит душа.

По просьбе же Вильяма она пела с таким задушевным выражением, что даже Гастингс с волнением слушал захватывающие мелодии. Маленькая Маргарита сначала тихо подтягивала, но скоро научилась вторить своим серебристым детским голоском.

Сэр Вильям мало обращал внимания на девочку. Отношения с Фатме были для него приятным развлечением, долгом относительно благородного Ахмед-хана, судьба которого его глубоко потрясла; он приходил к ней, потому что она скучала без него, но все его мысли занимала Дамаянти. Он очень страдал от событий, совершившихся в Калькутте во время его отсутствия; увидеть Дамаянти было его страстным стремлением. После ее признания в любви разлука казалась для него мучением, а теперь он не мог ее видеть. Он стал более далек от нее, чем когда находился в Лукнове. Посещать дом Нункомара было невозможно, так как сэр Вильям глубоко уважал Гастингса и считал своим долгом оставаться рядом с ним в тяжелое время, да и вряд ли для него открылись бы теперь двери дворца надменного и уверенного в своей победе магараджи. Спрашивать о Дамаянти он не мог, не выдав своей тайны, с Гастингсом говорить, не решался, так как он никогда не произносил имени своего врага, хотя и делился с капитаном своими чувствами и тревогой. Случайно, осторожно расспрашивая слуг, он узнал, что Дамаянти ежедневно появлялась с Нункомаром на его утренних приемах, и члены совета обращались с ней как с королевой. Больше он не знал ничего. Послать ей известие было невозможно. Ему пришлось скрывать свои страдания и со спокойным видом ждать.

* * *

Дворец магараджи Нункомара сиял огнями. Гости правителя Калькутты принадлежали к богатейшему и знатнейшему обществу города. Один за другим приезжали они с большой свитой, так как в Индии свита, которая сопровождает хозяина дома, доказывает уважение к его чину и положению. Брамины всегда появлялись в дорогих паланкинах, в шелковых одеждах, украшенных драгоценными камнями с целыми толпами слуг. Кшатрии приезжали верхом, с дорогим оружием. Их, как правило, охраняли конные слуги. Наконец, прибыли тоже с многочисленными слугами три члена совета — генерал Клэверинг в полной генеральской форме, Момзон и Францис во фраках, точно на придворном приеме. Они приехали верхом, а вслед за ними следовала генеральша Клэверинг в паланкине. Недоставало только английских офицеров и чиновников компании. Они все стояли за Гастингса и держались в стороне от нового течения, которое считали гибельным для владычества Англии в Индии.

Несравненно роскошнее внешнего вида дворца и — переполненных дворов выглядели парадные залы, залитые огнем тысяч свечей, горевших в высоких канделябрах. В них магараджа принимал своих гостей. В среднем зале под пестрым балдахином из красной шелковой материи, затканной золотом, расположился сам Нункомар. Рядом с ним на белых шелковых подушках сидела Дамаянти, прелестная, как утренняя заря весной. Однако бледная, мечтательная грусть отражалась на ее прекрасном лице, а глаза то задумчиво смотрели в пространство, то пытливо и вопросительно оглядывали зал. Выражение печали придавало ей еще большую прелесть. За ней стояла толпа прислужниц, а впереди них Хитралекхи.

Все залы уже переполнились приехавшими гостями, когда вдруг поднялась суматоха в первой приемной. Дворецкий явился и низко поклонился хозяину. Нункомар поднялся, Дамаянти последовала за ним, гости расступились, и магараджа пошел навстречу членам совета.

Первым вошел генерал Клэверинг с супругой: его красный мундир и пестрый туалет жены не особенно выгодно смотрелись на фоне роскошной живописной обстановки. За ними шли Францис и Момзон, английские купцы и представители торговых фирм других европейских государств, с которыми Англия вела торговлю. Они ждали в приемной, чтоб увеличить свиту представителей компании. Нункомар подал руку членам совета с любезными и лестными приветствиями, пока генеральша Клэверинг с притворной нежностью обнимала Дамаянти. Несмотря на чрезвычайную любезность, в манерах и обращении магараджи чувствовалось некоторое превосходство, точно могучий правитель принимал знатных и особенно покровительствуемых им вассалов. Генерал Клэверинг по-европейски подал руку Дамаянти, Нункомар последовал за ними с генеральшей, которая надменно, но милостиво кивала направо и налево, отвечая на поклоны гостей.

Слуги поставили около балдахина, но ступенью ниже, дорогие стулья, на которых разместились генеральша и члены совета, и поспешили подать угощения и напитки. Европейские негоцианты по очереди подходили с поклоном к Нункомару и Дамаянти и присоединялись к остальному обществу. Затем по знаку Нункомара подводили важнейших из браминов и кшатриев для представления членам совета. Все это было очень почетно для членов совета, и генеральша Клэверинг сияла от радости и гордости. Генерал милостиво разговаривал с представляемыми ему индусами, а Филипп Францис, потирая руки и злобно улыбаяся сказал Момзону: