Рафферти - [51]

Она посмотрела на него с любопытством, недоумевая, в чем может состоять его просьба, и кивнула.

— Насчет Томми Фаричетти, — сказал он.

— Вот как?

— Да. Мне бы не хотелось, чтобы вы часто с ним встречались, — сказал он. — Он ведь бандит.

Она не смогла скрыть удивления.

— Но мне казалось, он ваш знакомый?

— Да. У меня много таких знакомых. Приходится иметь дело с ними по работе.

— Понятно. Но разве Томми не имеет отношения к профсоюзам?

— Имеет.

— А вы?

Он посмотрел на нее смущенно, словно не зная, что ответить.

— Это разные вещи, — принялся он объяснять. — Вам не понять. Я не бандит и не гангстер. Моя работа — это моя жизнь. Это самое важное для меня на свете. Вам не понять. Это довольно сложная штука, и объяснять надо долго. А Томми — он славный парень, я знаю, — добавил он, когда она было открыла рот, чтобы возразить, — Томми Фаричетти уже был рэкетиром, когда пришел в профсоюз. Я же был рабочим. Я прошел все ступени. Я никогда не был бандитом.

Объяснение это было весьма своеобразным, но он неоднократно излагал ей его в течение их десятилетнего знакомства и от своего убеждения ни разу не отказался.

— Во всяком случае, — добавил он, — вы молоды и только начинаете свою жизнь, и, по-моему, вам совершенно незачем якшаться с людьми, вроде Томми Фаричетти.

— Вот это мне нравится, — усмехнулась она. — Познакомил нас, кажется, он? И, кроме того, какое вам дело? Кто я вам?

Несколько секунд он пристально смотрел на нее.

— Не знаю, — пожав плечами, ответил он. — Ей-богу, не знаю.

Похожим на первую неделю оказался весь год. Непонятно было только, насколько серьезны его намерения. Ни разу в течение года он не попытался ни объясниться ей в любви, ни стать ее любовником. Ни разу не сделал попытки превратить их дружбу в более близкие отношения. Но, приезжая в Нью-Йорк, ежедневно посылал ей цветы и старался каждую свободную минуту проводить возле нее.

Он ухаживал за ней с пылкой страстью любовника, но если это была любовь, то очень уж странная и непонятная. Он ни разу не написал ей ни одного письма, но обязательно накануне приезда телеграфировал. Дважды делал ей небольшие подарки, преподносил какие-то недорогие безделушки. Он никогда не спрашивал ее, чем она занималась или с кем виделась в его отсутствие, но зато, когда бывал в Нью-Йорке, безумно ее ревновал, требуя, чтобы она отдавала ему все свое время.

Они ходили на стадион и порой, но довольно редко, бывали на бегах. Он любил самые незамысловатые забавы. Ему нравилось ездить с ней на Кони-Айленд, или он нанимал машину, и они отправлялись на пляж. Сам он никогда не входил в воду, — гораздо позже она узнала, что он не умеет плавать и стеснялся в этом признаться, — сидел на песке и смотрел, как она купается. Любил игровые аттракционы, особенно такие, где нужна ловкость — кидать мяч в чучело и тому подобное, — но проигрывать не любил и приходил в дурное настроение, если ничего не выигрывал.

Долгое время ей казалось, что, приезжая в Нью-Йорк, он скучает по дому, но постепенно она поняла, что это вовсе не так. По работе он встречался с очень многими людьми, и от Фаричетти ей стало известно, что если бы он захотел, то каждый вечер мог бы иметь новую девицу.

Иногда он приходил к ней домой, и она готовила ему ужин. Теперь она уже знала, что бифштекс с жареным картофелем его любимое блюдо и он готов его есть пять дней подряд; а потом они сидели и слушали музыку.

Он продолжал рассказывать о своих детях, и хотя она ни разу их не видела, ей казалось, что она знает их лучше, чем собственных братьев.

Иногда он упоминал о жене, но, описывая свои с ней отношения, говорил так, будто рассказывал о каких-то знакомых.

Он не интересовался ночными клубами и пил очень умеренно. В течение первого года она ни разу не видела его пьяным, кроме одного дня в конце августа, то есть примерно через год после вечера их знакомства, когда он, не предупредив, прилетел в Нью-Йорк и явился к ней в три часа ночи, чтобы сообщить, что его выбрали председателем юго-западного комитета.

В эту ночь все изменилось. В эту ночь их отношения вступили в новую эпоху.

Глава тринадцатая

Джордж Моррис Эймс протянул Орманду Феллоузу новую пачку бумаг. Тот, даже не взглянув на них, сказал:

— Прошу свидетеля опознать документы, которые ему вручаются. Это счета, оплаченные лос-анджелесским комитетом ПСТР. Они подписаны казначеем комитета и заверены мистером Рафферти. Датированы они разными годами и выписаны нью-йоркской «АК риэлти компани» на сумму от ста пятидесяти до трехсот десяти долларов. Не будет ли секретарь любезен передать свидетелю эти счета для опознания?

Клерк взял у него папку со счетами и вручил ее Рафферти.

Рафферти открыл папку и стал просматривать ее содержимое. Он проглядел, внимательно перечитывая, наверное, около десятка счетов, прежде чем вернуть папку клерку, который стоял рядом.

— Эти счета знакомы вам, мистер Рафферти? — спросил Феллоуз.

— Вроде да.

— Знакомы или не знакомы?

— Вероятно, мне приходилось видеть некоторые из них. За эти годы я видел немало счетов.

— На этих счетах ваша подпись?

— Наверное, да.

Феллоуз кивнул.

— Счета прикладываются к делу в качестве вещественного доказательства номер… — Он что-то еще говорил, передавая папку клерку, затем повернулся к главному юрисконсульту.