Радуйтесь! - [2]

– Батюшка, путь к радости у каждого лежит через Голгофу?

– Да, если мы возведем свое трудничество на высокий уровень. Но к Голгофе-то не все готовы. Хоть потрудиться, не полениться каждому надо. С любовью встретить, верою освятить наступающий день. Об этом в молитве Оптинских старцев сказано: все, что ниспосылается Богом, прими. Вот начало радости. Конечно, радость эта – не от того, что мне надо идти нудное дело выполнять. Она от того, что Бог вручил его в мои руки.

Что нас утомляет? Суета и пустота усилий. Делаем что-то, а оно превращается в ничто. Когда же чувствуем, что дело имеет смысл и прямое отношение к нам, то приходит удовлетворение, появляется искорка радости: день прошел – и я успел немножко добра сделать, принести пользу людям. Появляется предпосылка к рождению чувства осознанного, правильного проведения дней своей жизни. Потом оно должно увенчаться вечной радостью.

– А почему пасхальная радость так необычно проявляется? Люди начинают целоваться.

– Пасха – праздников праздник и торжество торжеств. Если подлинно пережить ее, или, как это называется в Церкви, совоскреснуть Господу, то приходит великое чувство. И непременно хочется его разделить с другими.

Пасхальное Богослужение начинается во тьме. Священники вместе с верующими идут Крестным ходом. Все поют: «Воскресение Твое, Христе Спасе, Ангели поют на небесех, и нас на земли сподоби чистым сердцем Тебе славити». Потом эта радость вносится в церковь, мы становимся свидетелями величайшего события – восстания Господа и Спасителя из Гроба. В Его лице преодолена смертная природа человека, Он является родоначальником нового человечества – Новым Адамом.

В это время вся церковь бывает объята светом, торжеством, пением: «Христос воскресе!» Затем мы, священнослужители, идем по храму и приветствуем всех этой благой вестью. А молящиеся отвечают: «Воистину воскресе!» В эти слова как бы вкладывается весь смысл Богослужения, его таинственной силы. И они не могут произноситься формально, а наполняются внутренним чувством.

Это основа всех надежд и упований наших. Празднование Пасхи сорок дней показывает их полноту, широту, глубину. И каждый воскресный день потом – тоже малая Пасха, возобновление переживания Христова воскресения, явившегося завершающим событием в Его земной жизни и в Его Церкви.

– Вы испытывали радость, когда впервые встречали Пасху?

– Я крестился уже взрослым – в 18 лет. Крещение открыло мне подлинный Божественный мир.

Подсознательно я чувствовал, что он есть, но думал, будто его надо где-то искать. А он, оказывается, присутствует в нас самих, дан нам Богом непосредственно. Мы рождаемся в Церкви и живем в ней.

Пришло время Пасхи. Она воспринималась мною как праздник некой победы. Вера наша имеет завершающий, кульминационный всплеск переживаний, когда она воочию может явить свою славу, торжество – в Богослужении, в обличии храма. Это переживание обогатило меня духовно. Я понял, что вера сама по себе есть некий акт торжества.

Тогда, в середине 50-х годов, считалось, что вера – достояние людей в чем-то духовно убитых, потерянных. Это сознание тогда внедрялось. Было господство государственного атеизма.

Но когда человек входит в Церковь, то каждый праздник приносит ему особое переживание духовной реальности. А Пасха по сути своей показывает: вера христианская – это внутреннее торжество над условным, временным миром, в котором мы пребываем, над его ценностями. Открывается такое духовное богатство, что понимаешь: у меня есть то, ради чего можно нести всякие жизненные трудности, есть реальное торжество света – над тьмою, жизни – над смертью.

Мне кажется, если с Пасхой только раз соприкоснуться, то она остается в тебе и всегда присутствует.

– И это – состояние духовной радости? Все понятно, батюшка. Христос воскресе!

– Воистину воскресе!

1999 год

К отцу Георгию подходит прихожанка:

– Батюшка, как хорошо, что вы у нас есть! Он улыбается:

– Хорошо, что Бог у нас есть. Будет Он – будут и люди.

«Моя судьба решена…»

Отец Георгий – духовный отец сотен людей. Но ведь и он был маленьким, искал веру. В конце войны Юру отвезли в деревню к бабушке. Разрушенная церковь. Никаких икон. Ни слова о Боге.

Ребятишки начали играть в прятки. Юра залез под кровать – и в самой глубине наткнулся на какой-то тюк. Вытащил кусочек ткани, развернул и ахнул от красоты. Все вокруг ходили в темной, безрадостной одежде. А эта материя переливалась и сияла. Как будто чем-то неземным пахнуло на него. Как он понимает теперь, то была часть священнического облачения.

Бросился к бабушке:

– Что это?

Она, видимо, сильно испугалась. Объяснять не стала, а прикрикнула:

– Дай сюда!

– В своем духовном искании я, по-видимому, оставался индивидуалистом, – вспоминает батюшка. – Еще в детстве старался осмыслить жизнь как она есть. Годы были непростые, трудные, послевоенные. Разруха, полунищета.

Тогда это переживала вся страна. Одни семьи, более обеспеченные, может быть, не столь болезненно. А наша семья была небогатая, бедствовала.

Остро стоял вопрос пропитания, возможности учиться.

– Кем были ваши родители?

– Обыкновенными простыми людьми. Отец служил на железной дороге, а мама – по нужде работала везде, где была возможность. Чтобы поддерживать семью материально.