Радуга прощения - [10]

Шрифт
Интервал

Она перевела дух, и, когда снова открыла уста, заговорил как будто другой человек.

- Если бы вы знали, как нуден мой отец большую часть времени! Да, я очень уважаю его работу, но человек смотрит на все эгоистически, а мне все эти дирижабли и шары не близки.

- Дирижабль - желание почувствовать странное.

- Но я, видимо, хочу почувствовать другое странное... Да и мой батюшка становится таким, каким вы его знаете, в последнее время редко... Разве что в вашем присутствии. Ну еще подобное бывает, когда мимо нашего городка проносятся его друзья-мыслители и останавливаются у нас... Однако и тогда я не слышала у отца такой живой речи, не видела таких живых глаз, как при разговоре с вами! А ведь вы уходите, и он остается каким-то рассеянным, только начинает ворчать: ах, зачем этот молодой человек ударился в мистику? Он же все загубит...

- Что - все?

- Таланты свои, что ли... А кто его знает, моего отца, что он думает? Давайте лучше о чем-нибудь другом побеседуем...

- Так вы хотите сказать, что жизнь в провинции вас не устраивает?

- Вы говорите, что и в столицах она такая же, и, наверное, правы. Да, искать нужно внутри себя... А если не находишь? Вот стану женой какого-нибудь молодого учителя, который восхищается моим отцом и ходит за ним по пятам, как собачонка, нарожаю одному детей, другому внучат и буду, может быть, счастлива...

Елизавета криво, в сторону, улыбнулась. Видимо, она имела в виду кого-то слишком конкретного.

Когда слышишь от молодой девушки горькие слова о ее жизни, хочется утешить юное создание простым способом: развернуть к себе и поцеловать. Поэтому, дабы отбиться от этого искушения, в сущности, довольно примитивного, нужно энергичнее продолжать разговор. Но у меня почему-то не нашлось тогда сил, и я поспешил откланяться, возможно, боясь показаться несколько невежливым.

III

В один прекрасный день я сумел взять на службе небольшой отгул и, погрузившись в поезд, отправиться в соседний город к доктору с запискою Свешницкого, которая рекомендовала меня как человека, очень горячо интересующегося всем новым и передовым. Восторженному тону записки я был обязан еще большим потеплением отношений между мной и учителем, произошедшим после того, как я заставил уездную власть не только разрешить пуск над главной площадью дирижабля семи метров в длину, но еще и устроить этому начинанию огромную рекламу. На площади собралось без преувеличения полгорода, и Свешницкий произнес перед обывателями, пораженными полетом столь огромной туши, длинную речь о будущем покорении космоса. Прямо тут же было создано звездоплавательное объединение при уездном отделе Наркомпроса, куда записалось пятьдесят наиболее изумленных энских жителей.

Лечебницу я нашел довольно быстро. Доктор оказался совершенно не похож на своего друга учителя: маленький, важный и почти шарообразный, он смерил меня недоверчивым взглядом. Пока я плел хитрую нить формулировок, доказывающую, почему я, неспециалист, так интересуюсь проблемой нового лекарства, он стал еще более подозрительным, но тем не менее от разговора не ушел.

- От царизма нам досталось тяжелое наследие, - вздохнул он, как будто сожалея, что именно ему какой-нибудь царский подданный не оставил во время оно легкого, но щедрого наследства. - Обилие душевно нездоровых людей, которые доводились до такого состояния путем последовательного их унижения. Лекарство, о котором вы слышали, призвано уничтожить их дурную наследственность.

- Простите, я что-то запутался, - честно признался я. - Наследие в политическом смысле... или в медицинском?

- И в том, и в том. В данном случае я имею в виду медицинское. Известно, что шизофренией чаще страдают люди, уже имевшие в роду больных. Поэтому я разработал метод профилактики: дети душевно нездоровых людей получают что-то вроде прививки в виде разового впрыскивания данного лекарства.

- Но ведь оно вызывает болезнь...

- В больших дозах. А в маленьких - наоборот, порождает устойчивость к ней. Ведь психическая болезнь дремлет в человеке и может обнаружиться при каких-то потрясениях - нравственных, физических, химических... Например, если потенциальный больной получит отравление, потеряет кого-то из близких или примет какое-нибудь сильное сердечное лекарство. Мой же метод подвергает больного небольшому шоку сразу, еще в детстве, и организм привыкает, вырабатывает защитную реакцию.

- А подтверждено ли это клинически?

- Да. Я начал эти опыты еще при царизме, и сейчас у меня около десятка детей и подростков, принимавших лекарство, находятся под постоянным наблюдением. Пока у них никаких отклонений не видно... Хотя срок еще слишком мал, чтобы говорить об окончательной победе метода, поэтому я и не занимаюсь его широкой популяризацией.

- И в каких же дозах вы делаете инъекцию этим детям? - спросил я.

Он поморщился - не то от неправильно применяемой мной медицинской терминологии, не то от чего другого, - но все-таки сказал мне цифру, и я запомнил, после чего спросил:

- А если сильно увеличить эту дозу, то у человека может развиться расстройство?

- Безусловно.

- Появятся симптомы dementia praecox?


Рекомендуем почитать
Викинг. Ганнибал, сын Гамилькара. Рембрандт

В новой книге Георгия Гулиа — три исторических романа. Первый посвящен эпохе ранних викингов, населявших Норвегию и Данию; второй — о знаменитом завоевателе Ганнибале; третий — о великом нидерландском художнике Рембрандте.


Падение короля. Химмерландские истории

В том избранных произведений известного датского писателя, лауреата Нобелевской премии 1944 года Йоханнеса В.Йенсена (1873–1850) входит одно из лучших произведений писателя — исторический роман «Падение короля», в котором дана широкая картина жизни средневековой Дании, звучит протест против войны; автор пытается воплотить в романе мечту о сильном и народном характере. В издание включены также рассказы из сборника «Химмерландские истории» — картина нравов и быта датского крестьянства, отдельные мифы — особый философский жанр, созданный писателем. По единодушному мнению исследователей, роман «Падение короля» является одной из вершин национальной литературы Дании. Историческую основу романа «Падение короля» составляют события конца XV — первой половины XVI веков.


Как пал Херсонес

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Род князей Зацепиных, или Время страстей и князей. Том 2

А. Шардин – псевдоним русского беллетриста Петра Петровича Сухонина (1821–1884) который, проиграв свое большое состояние в карты, стал управляющим имения в Павловске. Его перу принадлежат несколько крупных исторических романов: «Княжна Владимирская (Тараканова), или Зацепинские капиталы», «На рубеже столетий» и другие.Во второй том этого издания вошли третья и четвертая части романа «Род князей Зацепиных, или Время страстей и казней», в котором на богатом фактическом материале через восприятие князей Зацепиных, прямых потомков Рюрика показана дворцовая жизнь, полная интриг, страстей, переворотов, от регентства герцога Курляндского Бирона, фаворита императрицы Анны Иоанновны, и правительницы России при малолетнем императоре Иване IV Анны Леопольдовны до возведенной на престол гвардией Елизаветы Петровны, дочери Петра Великого, ставшей с 1741 года российской императрицей Здесь же представлена совсем еще юная великая княгиня Екатерина, в будущем Екатерина Великая.


У ступеней трона

Александр Петрович Павлов – русский писатель, теперь незаслуженно забытый, из-под пера которого на рубеже XIX и XX вв. вышло немало захватывающих исторических романов, которые по нынешним временам смело можно отнести к жанру авантюрных. Среди них «Наперекор судьбе», «В сетях властолюбцев», «Торжество любви», «Под сенью короны» и другие.В данном томе представлен роман «У ступеней трона», в котором разворачиваются события, происшедшие за короткий период правления Россией регентши Анны Леопольдовны, племянницы Анны Иоанновны.


Масло айвы — три дихрама, сок мирта, сок яблоневых цветов…

В тихом городе Кафа мирно старился Абу Салям, хитроумный торговец пряностями. Он прожил большую жизнь, много видел, многое пережил и давно не вспоминал, кем был раньше. Но однажды Разрушительница Собраний навестила забытую богом крепость, и Абу Саляму пришлось воскресить прошлое…