Радость жизни. Философия стоицизма для XXI века - [66]

Другие люди – враги в нашей битве за душевный мир. Именно по этой причине стоики уделяли столько времени стратегиям борьбы с этим врагом – в частности, с их оскорблениями. Одним из самых любопытных достижений моей практики было то, что я перестал бояться оскорблений и превратился в их тонкого ценителя и знатока. Во-первых, я стал коллекционером оскорблений: удостоившись очередной грубости, я ее анализирую и классифицирую. Во-вторых, я с нетерпением жду, когда меня оскорбят, чтобы отточить мастерство в «игре оскорблений». Знаю, звучит странно, но практика стоицизма заставляет человека постоянно искать возможность для применения стоических техник на деле. Дальше я еще вернусь к этому.

С оскорблениями так тяжело справиться не в последнюю очередь из-за их внезапности. Вы спокойно общаетесь с кем-то, как вдруг – бац! – собеседник бросает слова, которые, даже если не были задуманы как оскорбление, могут быть легко истолкованы в этом ключе. Например, недавно я обсуждал с коллегой книгу, которую он пишет. Он сказал, что собирается прокомментировать одну мою статью на политическую тему. Я обрадовался, что коллега в курсе моей публикации и намерен ее упомянуть, как вдруг он осадил меня: «Все не могу решить, должен ли в своем отклике охарактеризовать вашу позицию как злой умысел или просто досадное заблуждение».

Надо понимать, что такого рода реплики в академической среде не редкость. Научные сотрудники – невыносимо сварливый народец. Мы хотим, чтобы коллеги не только знали о нашей работе, но и восхищались ею, а еще лучше – признавали сделанные в ней выводы. Проблема в том, что коллеги ждут такого же восхищения и признания от нас. Остаться должен кто-то один, поэтому в кампусах то и дело вспыхивают словесные дуэли. Резким замечанием в таких случаях никого не удивишь – и вот оскорбления слетают с языка.

В прежние, достоические времена я почувствовал бы укол обиды и рассердился. Бросился бы защищать свою статью и извернулся, придумывая ответное оскорбление. Однако в тот день, поскольку я уже попал под влияние стоиков, у меня хватило присутствия духа, чтобы ответить подобающим образом – самоуничижительной шуткой. «Почему бы вам не изобразить меня погрязшим и во зле, и в заблуждениях?» – поинтересовался я.

Самоирония стала моей стандартной реакцией на оскорбления. Когда меня критикуют, я говорю, что все обстоит еще хуже, чем кажется критику. Обвиняют в лени? Чудо уже то, что я вообще хоть сколько-то работаю. Называют эгоистом? Обычно я лишь к обеду вспоминаю, что на этой планете обитает кто-то еще. Такие ответы могут показаться контрпродуктивными, коль скоро в некотором смысле подтверждают критику в мой адрес. Но они показывают обидчику, что я достаточно уверен в себе, чтобы не замечать его выпадов, которые могут разве что рассмешить меня. Отказываясь вступать в игру оскорблений, то есть воздерживаясь от ответной колкости, я даю понять, что считаю себя выше подобного поведения. Этот отказ наверняка рассердит его сильнее, чем контроскорбление.

Худшее, что можно сделать, когда вас кто-то злит, – выйти из себя, ведь гнев – серьезная помеха спокойствию. Стоики считали это чувство антирадостью, способной разрушить человеческую жизнь. Анализируя свои эмоции, я уделял гневу пристальное внимание, сделав несколько ценных наблюдений.

Во-первых, я в полной мере осознал, что гнев внутри меня живет собственной жизнью. Он может ждать своего часа в латентном состоянии, словно вирус, только чтобы ожить и испортить мне жизнь в самый неподходящий момент. Допустим, я пытаюсь очистить голову от мыслей на йоге и вдруг, как гром среди ясного неба, меня переполняет гнев из-за какой-то неприятности, случившейся много лет назад.

Во-вторых, я пришел к выводу, что Сенека заблуждался, утверждая, что в проявлении гнева нет ничего приятного[356]. В том-то и проблема: приятно выпустить пар – и неприятно копить в себе. Когда мы испытываем праведный гнев (то есть уверены в своей правоте и неправоте оппонента), так сладостно дать ему выход и выплеснуть на обидчика, чтобы тот почувствовал его на себе сполна. Иными словами, гнев похож на комариный укус: чесать приятно, сдерживаться нет. Расчесав укус комара, об этом обычно жалеют: зуд возвращается и усиливается, в ранку можно занести инфекцию. То же самое можно сказать и о гневе. Приятно отвести душу, но впоследствии наверняка придется пожалеть.

Вроде бы гнев (а лучше его симуляция), призванный изменить чье-то поведение, полезен: люди и правда реагируют на это. Однако я обнаружил, что мой гнев, как правило, не таков. Например, за рулем я периодически сержусь (оправданно, по-моему) на водителей, нарушающих правила дорожного движения, иногда даже кричу на них. Поскольку боковые стекла подняты, водители не слышат меня и не могут принять мои слова к сведению (и не начнут водить аккуратнее). Таким образом, даже если это и праведный гнев, он совершенно бессмысленный, ведь, выплескивая его, я лишаю себя покоя.

В других случаях я (праведно) злюсь на кого-то, но в силу обстоятельств не могу обрушить гнев непосредственно на этого человека, из-за чего у меня в голове начинают роиться темные мысли о нем. Опять же, эти переживания бессмысленны: они не дают мне покоя и никак не влияют на того, кто меня злит. Если уж на то пошло, они лишь усугубляют вред, который от него исходит. Разве оно того стоит?