Радость, словно нож у сердца - [3]

– Это же Сэм!..

Голос Нурджихан доносился до него словно издалека:

– Луч света. От НЛО. Все записано на видео…

– Чушь какая-то, – пробормотал Хэмиш и вытащил собственный телефон. Набрал жену. Трубка немедленно откликнулась: «Абонент недоступен». – Это ничего не значит, – пробормотал он, набирая еще раз. – Она все время за компьютером в Интернете, а мобильник свой несчастный толком и не берет. Даже зарядить иной раз забывает. – Тот же результат. Он сунул телефон обратно в карман и встал. – Покажи-ка мне это видео. Ничего не понимаю…

Все произошло в каких-то трех кварталах от полицейского участка. Джон Скоулз положил трубку. Не обращая внимания на мигавшие на пульте огоньки, обозначающие прочих абонентов на связи или в режиме ожидания, он встал из-за стола и подошел к окну.

Внизу, как всегда, суетились многочисленные автомобили – несколько истеричней, чем обычно, – хотя, что вероятней всего, это ему лишь казалось. Он поднял взгляд. По небу скользили совершенно невинного вида облака, небесная синева высоко над ними выглядела чуть бледней привычного из-за легкой дымки. Над заливом лег на крыло заходящий на посадку гидросамолет.

– Судя по твоему голосу, разговор был нелегким? – прозвучало у него за спиной.

– Дэйв, – сказал он вместо приветствия, не оборачиваясь. – Нелегким – не то слово. Опознание состоялось. Я разговаривал с ее мужем.

– Ты уверен?

– Ага, даже странно, что я сам раньше не догадался. Ну да, верно, снимок размытый… но эти рыжие волосы…

Его напарник тоже подошел к окну и встал рядом.

– И все равно выяснится, что это какой-нибудь розыгрыш.

– Теперь уж точно именно так и станут говорить, – кивнул Джон.

– Почему?

– Потому что эта женщина – Саманта Август. Писатель-фантаст. Написала «Бездну», по которой кино сняли. И еще много чего. Видеоблог ведет – на политические и общественные темы.

Дэйв громко фыркнул.

– НЛО распылило писательницу-фантаста на атомы. Такой бред даже нарочно не придумаешь!

Джон мрачно посмотрел на него.

– Как я только что объяснил ее мужу, она числится не мертвой, а без вести пропавшей. Нет никаких доказательств, что луч ее испепелил…

– Сам-то понял, что сказал? Доказательств у него нет. Откуда у тебя возьмутся доказательства? Испепеление в том и заключается, – он махнул рукой на улицу за окном. – Один порыв ветра, пуфф – и ничего не осталось.

– Никто не видел, как она горела или что-нибудь в этом духе. Она просто исчезла. Ее окутал свет, потом свет пропал, и она вместе с ним. Послушай, – добавил он, – я это долбаное видео уже тыщу раз пересмотрел…

– Новые свидетельства есть?

– Свидетельства, требования выкупа и прочего дерьма – хоть отбавляй!

– Но других видео нет.

Джон покачал головой. Потом пожал плечами, словно желая внести поправку:

– Этих видео сейчас полный Интернет.

– Ну да, такая же размытая хрень, притом, что в каждом телефоне сейчас камеры высокого разрешения. Фотошоп, причем бездарный. – Дэйв помолчал и добавил: – Рано или поздно появятся доказательства, что все это подделка.

Джон пожал плечами. Сказать по правде, он ни в чем сейчас не был уверен. В дневное время он слишком занят, чтобы о чем-то думать, а ночь накопившийся в душе мрак превращает в сплошную муку. Когда-то он слышал от ветерана-полицейского, что это называется «отступление»… а вот теперь отступал и он сам. От веры в людей, от того, что человечество способно хоть на что-либо, кроме наихудшего. Отчаяние накапливается, словно грязное белье в пакете, засунутом в дальний угол. Ты же тем временем продолжаешь чем-то заниматься.

А когда отступишь до самого конца, тебе уже на все будет наплевать.

Хотя, может быть, выход все же есть. И он знал, что будет продолжать его искать, пока… пока не опустит руки.

– Хочешь, я отвечу на звонки?

– Спасибо, Дэйв.

– Тот разговор тебя здорово озадачил.

Еще как. От него потребовалась вера, которой ему недоставало. Вот только без нее у него не было бы вообще ничего. Он повернулся к напарнику.

– Ее мужу сейчас совсем хреново.

Но Дэйв уже говорил по телефону с очередной истеричкой.

В какую бы комнату Хэмиш ни забрел, везде ощущалось ее присутствие, будто бы он шел за ней следом, но жене всякий раз удавалось ускользнуть из виду, скрывшись за углом или за очередной дверью. От лестницы, что вела в ее мансарду, несло сигаретами, однако запах был застоявшимся, а призрачное облачко над обитыми ковролином ступенями – просто пылью, в которой переливались пробившиеся сквозь окошко под самым потолком косые солнечные лучи.

Листы с записями, кофейная чашка и переполненная пепельница уютно расположились рядом с ее домашним ноутбуком – сейчас закрытым, лишь слегка помигивающим синим огоньком.

А от нее самой остался лишь призрак, и какая-то его часть вселилась сейчас в Хэмиша, заставляя бродить туда-сюда, словно запертый в доме мятущийся дух – в доме, в свою очередь, запертом в воспоминаниях, из которых постепенно уходили свежесть и жизнь.

Они были женаты тридцать три года, двадцать девять из них Хэмиш вел свою практику. Детей нет. У нее был не тот характер, чтобы добровольно расстаться с привычками и повседневными удовольствиями. К тому же на детей уходит время, энергия, молодость – все равно что по собственной воле обречь себя на пожизненное заключение. Каждый раз, когда она это повторяла, в глазах ее сверкал вызов, словно она была готова резко – и, вероятно, горько – рассмеяться. Несмотря на весь свой опыт в общении с пациентами, собственную жену Хэмиш всегда понимал с трудом. Она вся была словно лезвие ножа – и при этом сама же ходила по нему босиком. Свойство характера, которое она превратила в профессию. Ее видеоблог, «Здесь и сейчас», или любили, или же ненавидели – в зависимости от политических пристрастий. Казалось, она не знает страха – а мир полон тех, кто не слишком-то любит бесстрашных женщин.