Радость и страх. Рассказы - [173]

Ему стало гораздо легче, но он и огорчался ужасно. Будто кораблекрушение выбросило его на необитаемый остров, зато спасло от банкротства. Он буквально не знал, что ему предпринять, что и подумать. А он смолоду привык и то и другое знать определенно. Он был из тех, кто совершенно теряется в обширных землях, где до сих пор не заведено ни дорожных знаков, ни шоссе, ни мостов. Он плохо ориентировался. Ему требовались четкие, точные карты. Конечно, такой человек легко теряет направление в браке, да и просто в любви. Он руководствуется картой, компасом, а тут ни одна карта не подходит. Важные черты пейзажа просто даже не намечены. А компас вовсе кружится так, будто магнитный полюс вдруг поместился в даму и решительно не желает стоять на месте.

Куда подевалась его психология, путеводитель во всех жизненных предприятиях? У этой юной особы, кажется, вообще ее не было. Сегодня она его ласкает, сидит у него на коленях и мурлычет, как кошечка; а завтра она его не выносит и запирается у себя в спальне. Так любит она его или нет? Кто он в конце-то концов - ее милая старая Лыска, как она иногда говорила, или - как она же ему говорила - он зануда и форменное наказанье?

После визита тех летчиков и еще каких-то летчиков он стал, пожалуй, склоняться к последнему. А когда к летчикам присоединились пятнадцать-двадцать студентов сельскохозяйственного училища (за семьдесят миль), группа прилежных оксфордцев (девяносто миль), семеро курсантов на джипе (из Сандхерстского военного училища за сто десять миль), она стала выказывать такую ненависть к нему, что он просто стеснялся быть с ней в одной комнате. Бедняга даже радовался, что ее спальня теперь всегда для него заперта. Он совсем было заблудился, но в конце концов он уперся в тупик. Зато тупик - это уж что-то определенное. Тут ясно, что делать либо стой, либо поворачивай назад.

Роберт думал несколько недель и понял, что брак его пришел к концу. И желательно найти путь обратно, к безбрачию. Но, как раз когда ему уже показалось, что пора обратиться к адвокату, вечером Этта вошла к нему, моля о прощении. Говорила, что просто спятила, что вела себя отвратительно. «А все потому, что люблю тебя, миленький».

Роберт ей не очень поверил. Последние полтора месяца Этта почти не расставалась с кузеном Биллом, приехавшим в отпуск из Малайи. Правда, половину этого срока она провела в Лондоне, у одноклассницы, но друг Роберта, верней, деловой знакомый, у которого он закупил много краски, сообщил, что там же находился и Билли. А одноклассница уехала в кругосветное путешествие с мужем другой своей одноклассницы - сводной сестры жены этого красильщика. Действительно, высший круг поставщиков в Англии весьма узок, и там-то уж есть уважение к ценностям, там знают что почем. Даже миллионер может погореть, если попадет не как надо и не в какую надо газету.

Красильщик Роберта счел своим долгом - поставщика, да и просто богатого человека - сообщить ему, что Этта и Билли живут под одной крышей.

Поэтому Роберт весьма холодно отвечал, что любовь Этты проявляется довольно странно, и спросил, не собирается ли она подать на развод, ибо, если нет, он и сам может этим заняться. А она может выходить за своего Билли.

- Боб, что ты мелешь? Бред какой-то. Билли в Малайе. И я ненавижу его всегда ненавидела. Ах, Боб, я и не думала, что ты бываешь так жесток, просто жесток!

И она зарыдала. Затем она возмутилась и упада в обморок. Д. испугался и срочно вызвал врача. Его врач был сельский врач старой закалки. Он ездил на допотопном форде, зато носил бриджи и охотился вместе с местными жителями в черном пальто. Но он не был настоящим охотником, и, хоть стрелять и удить он умел, он, в общем, пренебрегал охотой. Он на нее смотрел почти так же мрачно, как и на весь род человеческий. Когда он щупал пульс, он вздергивал брови, будто хотел сказать: «Боже, ну что за бессмыслица». Когда выстукивал грудь и говорил: «Скажите - „а-а“», - в этом «а-а» звучало у него явное осуждение. Его побаивались. Он пользовался огромной популярностью, особенно среди фермеров. Он кого угодно мог перепить. Старым доктором его называли не в отличие от молодого - других докторов не было в округе, - а просто в знак уважения.

Старый доктор спросил, что значит «срочно». Шею она что ли сломала? Или кровью исходит? Узнавши, что речь идет всего-навсего о тяжелом состоянии, он сказал «буду» и явился на другой день к завтраку. Он был в охотничьем снаряжении и заметил, что, славу богу, ему оказалось по пути к сборам. Он уделил Этте десять минут. Потом пошел к Д. и сказал:

- Ранняя стадия беременности. Ваша жена говорит - не может быть. Время покажет. А пока она молодцом. Беспокоиться нечего. - И он покосился на графинчик в буфете. Д. налил ему неразбавленного виски и сказал, что не может того быть, чтоб Этта была беременна, разве что на четвертом месяце.

Старый доктор пил виски. Он вздернул брови, поставил стакан и сказал:

- Нет, это никак. Вообще вопрос - беременна ли она. Может, я ошибаюсь. Время покажет.

- Вы наверняка ошибаетесь.

- Как думаете - будет дождь?