Радиосигналы с Варты - [49]

В следующем дворе им повезло не больше. Заспанный крестьянин вылез из кровати, и тут же заявил, что не понимает ни слова, по-русски, а только по-немецки.

Дальнейшие переговоры были поручены Фрицу. Чтобы придать им необходимый вес, Фрица сопровождал богатырь Федя со своим неразлучным автоматом. Крестьянин, жалкий мужичонка, тем временем решил сделать вид, что вообще ничего не понимает. Он сидел на краю кровати, придерживая на животе штаны. Комната была чистая, но какая-то неуютная. Жена крестьянина, которая, очевидно, была всему голова в доме, извергала из себя водопады слов. «У мужа простужены почки, мочевой пузырь не в порядке, — верещала она, — к тому же он страдает ревматизмом и совершенно не может ходить…»

Фриц и Федя ушли со двора ни с чем и доложили, что крестьянин болен и не может ходить. Невойт слушал их сообщение с каменным лицом, потом раскрыл кобуру и вытащил свой наган.

— Если этот мужик хочет дожить до утра, пусть через три минуты явится ко мне одетый для дороги и без всяких стонов! Ясно?

Подобно звукам фанфар, его слова отдались эхом среди молчаливых домов. Фриц решил, что он вспугнул всю деревню и сейчас произойдет что-то необычное, но кругом было тихо. Он бросился к дому, чтобы поторопить крестьянина. Тот оробел еще больше. Левой рукой он все еще придерживал штаны, правой крестился, а ноги его в это время уже нащупывали башмаки. Оказывается, он прекрасно понял все слова Невойта даже сквозь закрытое окно.

Фриц за минуту помог мужику собраться и привел его к капитану. Отряд снова двинулся в путь. Не успели они дойти до околицы, как увидели троих польских солдат, идущих им навстречу. Ганич, видимо, тоже заметил их отсутствие и послал к ним своих проводников, хорошо знавших местность.

Двигались форсированным маршем. Между Фрицем и Федей шел крестьянин. В его услугах теперь уже никто не нуждался, но отпускать его сразу было нельзя, чтобы не дать ему возможности выдать партизан фашистам. Мужичонка бежал как мул. Теперь он начал длинно объяснять, что готов в любое время помогать бойцам Сопротивления, просто он боится, как бы об этом не узнали фашисты. Километров через пять, на развилке дорог, Невойт придержал буланого. Приказав крестьянину держать язык за зубами, он отпустил его домой.

Беспрерывно крестясь, мужичонка поклялся, что будет нем как могила, и исчез в темноте. Воцарилось молчание, которое первым нарушил Федя:

— И вот таких слизняков нам приходится освобождать. Сердце у него в пятки ушло, да еще врет вдобавок. Фу, гадость!

— Ах, да замолчи же ты наконец, — ответил Фриц, с трудом переводя дыхание, — ты что, не знаешь, из-за кого и почему он стал таким?

До Радомского шоссе оставалось уже недалеко. Колонна рассредоточилась, дорогу надо было пересечь как можно быстрее.

Когда Федя и Фриц подошли к обочине дороги, было еще довольно темно. Справа послышался приближающийся тяжелый гул моторов. Федя решился и быстро побежал на своих длинных ногах, прежде чем его смог настигнуть свет фар первого автомобиля. Фриц вжался в кусты, сгорбившись под тяжестью груза. За машиной охраны ползла колонна армейских грузовиков. К счастью, на фары были надеты колпаки затемнения, и узкой полоски света не хватало, чтобы осветить обочину дороги.

Фриц спрятался за километровым столбом. Как только последний грузовик с грохотом проехал мимо, он вскочил и бросился бежать. По ту сторону дороги простирался молодой смешанный лес. Услышав треск сучьев, Фриц понял, что многие из партизан последовали его примеру, однако он сам никого не видел. Боясь отстать от своих, Фриц ринулся вперед. Неожиданно лес кончился и… Это было чудо: перед ним предстал Вилли.

— Ну наконец-то! А я уж думал, что разминулся с тобой. — Голос Вилли звучал бодро, он был явно доволен встречей. Взяв у Фрица рацию, хотя сам был нагружен изрядно, он прошептал: — Из окружения мы вырвались. Но Анатолий чертовски торопится. Прибавь шагу, а то еще отстанем.

— Да я уже и так почти бегу. Целый день только и делаю, что прибавляю шагу. Ты что так хрипишь?

— Пить ужасно хочется. В глотке сухо как в Сахаре. Проклятое сало!

Возражать Фриц не стал, он сам чувствовал себя не лучше. Всех измучили палящее августовское солнце, пыль и этот нелегкий переход, которому, казалось, не видно конца. А тут еще этот тяжелый груз и сало, на которое они набросились с голодухи. Пока отряд строился, Андре с Максом разузнали, что впереди находится какой-то поселок. А уж там, где есть жилье, наверняка имеется ручей или какой-нибудь водоем.

Однако Невойт приказал обойти деревню стороной. Местность, расположенная поблизости от оживленного шоссе, казалась ему ненадежной, к тому же он, по-видимому, спешил нагнать батальон имени генерала Бема задолго до рассвета.

Вскоре опять впереди показались силуэты домов. Трое бойцов, высланных Ганичем навстречу отряду, провели партизан прямехонько к выгону. Посередине его стоял старый колодец с журавлем.

Партизаны тут же обступили колодец. Цепь долго скрипела, прежде чем ведро упало в воду. Едва оно снова оказалось наверху, как к нему потянулись десятки рук.

Андре не спешил протиснуться вперед. Но Фрицу было не до вежливости. Его мучила жажда, и он не мог ждать. Работая руками и локтями, он протиснулся к колодцу, не скупясь при этом на крепкие выражения. Партизаны передали ему котелок, до краев наполненный студеной колодезной водой.