Радиогений Митя Автономов - [9]
Папа, конечно же, забыл спросить его о диоде, но я-то тогда зачем? Я и спросил напоследок, когда мы уже покидали гостеприимный радиоузел.
— Да у меня этих диодов, как собак нерезаных. Вот пускай Митька завтра и заходит. Выделю, какой скажет.
— Надо же, — выговаривал громко Бурков, — такой хороший парень, а я и не знал этого. Оказывается, и репродуктор не он стырил, надо же, а я на него думал… Это, наверно, кто-то из городских, эти проныры… Уж всяко не свой, не деревенский.
И в самом деле, на другой день Митя Автономов побывал на радиоузле и Бурков, расщедрившись, надарил ему и диодов и полупроводников и деталей всяких… Митя принес это богатство домой, разложил на столе и опять долго крутил их в пальцах, разглядывал.
А мне сказал:
— Все, я теперь Буркова уважаю. Кто худо о нем скажет, тот мой враг. Потом они, в самом деле, даже как бы подружились, и Митя стал часто бывать у него на радиоузле. У них нашлось много общих интересов.
Между тем, сборка приемника подходила к концу. Вот уже вмонтированы все детали, все прилажено, законтачено, продумано. И сам диод — детектор вписан в схему и тоже должен работать. Автономов даже признался мне, что кое-какие элементы схемы он переиначил и, что теперь схема более совершенна.
— Качество звука будет теперь чище, — сказал он, таинственно закатывая крохотные свои глазки. — А наушники я вообще не понимаю, зачем стационарно монтировать в схему, лучше, если они будут переносными. — И на фанерной крышке закрепил маленькую самодельную розетку, в которую с легким усилием входила вилка наушников.
Гений, просто гений!
Последнее, что Митя приладил, был ползунок, а точнее говоря, металлический стержень, вдоль которого тот и передвигался. Ползунок ходил параллельно чурочки, на которую была намотана проволока от трансформатора и скользил закругленным своим концом по оголенной полоске на проводах. Митя, когда тонкой наждачной бумагой выскабливал ту полоску, выпячивал пухлую свою нижнюю губу, щурил и без того узенькие глазки и шептал мне вкрадчиво:
— Паша, имей ввиду, изоляцию надо снимать только с самого верха, ни в коем случае провода не должны контачить, иначе — все насмарку! Волны перепутаются и будет сплошной шум. Ты понял меня, Паша?
— Понял я, Митя, конечно понял, — отвечал я твердо и тоже почему-то тихо. И надо сказать, что к окончанию работы я, в самом деле, стал кое в чем разбираться. Хотя, если сравнить мои знания с Митиными…
Но вот и в самом деле сборка закончилась. Автономов пытливо разглядывал свое произведение сверху, трогал проводки и детали. Все в порядке… Потом поднял приемник над головой и внимательно разглядел его снизу. Не знаю зачем, ведь там ничего не было. Он какое-то время сидел молча, не вставал. Как человек, закончивший петь песню, а попеть ему еще хотелось бы… Потом тряхнул головой:
— Ну, все. Теперь надо пробовать.
— Будем прямо сейчас пробовать? — мне не терпелось испытать технику.
— Не, — тихо сказал Митя, — давай завтра. Сейчас я не готов.
И я понял: он боится, что приемник не станет работать, что труды его напрасны, что он что-то не так собрал… Ведь все было в первый раз.
Вечером за ужином я объявил отцу и матери:
— Завтра после уроков мы с Митькой Автономовым придем к нам испытывать приемник. Будем Москву слушать.
Отец перестал обгладывать рыбью кость и заинтересованно округлил глаза:
— Что шабашите?
— Ага, осталось только к антенне подключиться.
— А зачем обязательно к нам приходить? — маленько забеспокоилась мама, — чего уж больше негде ваши приемники испытывать? Обязательно у нас в передней? — Мама наша очень не любила, когда в дом к ней заявляются неизвестно кто и полы топчут «грязными сапожищами».
Но у отца, вероятно, мгновенно созрел какой-то свой план, и он сразу стал его реализовывать. Причем не абы как, а с видом человека, серьезно владеющего техническими вопросами:
— А где проводить испытания, если антенна только у нас. Только в передней и можно подключиться. Там у нас ввод антенны.
И у мамы иссякли аргументы, она ведь не была столь искушена в нюансах радиодела, как наш отец.
А папа, ковыряясь ложкой в тарелке и озирая нас возбужденными глазами, продолжал развивать свою мысль:
— Ребята сделали большое дело, эфир будут слушать. Ни-че-го себе! Эт-то когда у нас в деревне такое дело было? Да и не было никогда!
Он вдруг вскочил со своего большого стула и перешел к дивану, стоящему у входа. Плюхнулся на него и, выпрямив спину, сказал твердо нам и самому себе:
— Вот что, надо директора школы позвать на такое дело. Пусть полюбуется, чего могут наши деревенские ребята. А то все шпана, да обормоты. А они вон, пожалуйста вам, приемники собирают, Москву слушают за милую душу, а то и подальше чего поймают, не хуже городских…
Мама выразила резонное сомнение:
— А вдруг да не получится у них. Техника может и сломаться. Сам знаешь.
Это был серьезный вопрос и отец уставился в одну точку, призадумался.
— Ежели такое произойдет, — сказал он решительно и резко, — то пускай он директор и подскажет ребятам, что да как. Он ведь не хухры-мухры какой-то, а как-никак физику преподает на уроках. Вот и покажет нам, какой он такой физик, едри его. А мы на него, на Дмитрия Николаевича и поглядим.
У людей всегда много вопросов к собственной истории. Это потому, что история любой страны очень часто бывает извращена и переврана вследствие желания её руководителей представить период своего владычества сугубо идеальным периодом всеобщего благоденствия. В истории они хотят остаться мудрыми и справедливыми. Поэтому, допустим, Брестский договор между Россией и Германией от 1918 года называли в тот период оптимальным и спасительным, потом «поганым» и «похабным», опричников Ивана Грозного нарекали «ивановскими соколами», затем душегубами.
Повесть молодого ленинградского прозаика «Жил да был «дед»», рассказывает об архангельской земле, ее людях, ее строгой северной природе.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
«…На бархане выросла фигура. Не появилась, не пришла, а именно выросла, будто поднялся сам песок, вылепив статую человека.– Песочник, – прошептала Анрика.Я достал взведенный самострел. Если песочник спустится за добычей, не думаю, что успею выстрелить больше одного раза. Возникла мысль, ну ее, эту корову. Но рядом стояла Анрика, и отступать я не собирался.Песочники внешне похожи на людей, но они не люди. Они словно пародия на нас. Форма жизни, где органика так прочно переплелась с минералом, что нельзя сказать, чего в них больше.
«…Бывший рязанский обер-полицмейстер поморщился и вытащил из внутреннего кармана сюртука небольшую коробочку с лекарствами. Раскрыл ее, вытащил кроваво-красную пилюлю и, положив на язык, проглотил. Наркотики, конечно, не самое лучшее, что может позволить себе человек, но по крайней мере они притупляют боль.Нужно было вернуться в купе. Не стоило без нужды утомлять поврежденную ногу.Орест неловко повернулся и переложил трость в другую руку, чтобы открыть дверь. Но в этот момент произошло то, что заставило его позабыть обо всем.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
«Компания наша, летевшая во Францию, на Каннский кинофестиваль, была разношерстной: четыре киношника, помощник моего друга, композитор, продюсер и я со своей немой переводчицей. Зачем я тащил с собой немую переводчицу, объяснить трудно. А попала она ко мне благодаря моему таланту постоянно усложнять себе жизнь…».
«… – Вот, Жоржик, – сказал Балтахин. – Мы сейчас беседовали с Леной. Она говорит, что я ревнив, а я утверждаю, что не ревнив. Представьте, ее не переспоришь.– Ай-я-яй, – покачал головой Жоржик. – Как же это так, Елена Ивановна? Неужели вас не переспорить? …».