Радио "Моржо" - [3]

— У нас тоже работает полиция, но у нас в ФМ сорок рабочих частот для сорок разных радиостанций в Париже.

— У вас, может, и сорок радиостанций, а у меня вон: хотели мы Маяку еще одну частоту нарезать, так в Теплом Стане фантомным сигналом всю агентурную связь забило — девиация!

Такой примерно разговор продолжался еще полтора часа, пока над Москвой-рекой не сгустились сумерки и Тыковлев не предложил разъехаться по домам.

Поздно ночью, несясь по Рублевскому шоссе в посольском ситроене, Зэро открыл свой ноутбук и написал следующее:

Проект Радио. Расход.

Зуткин — восемь поездок в Париж с семьей. Музыкальный центр Панасоник. Брелок Эйфелева башня. 22 000 франков.

3

Отец Моржа Павлинского, Изя Каценеленбоген, известный варшавский вор-карманник, бежал из Польши в сентябре тридцать девятого, когда над всеми дорогами, ведущими к спасительному морю, висели юнкерсы и для того, чтобы попасть на последний пароход, уходивший в Лондон, нужно было, кроме двухсот долларов, иметь еще и приличный, удовлетворяющий английские иммиграционные власти документ. В Гданьском порту ловкие Изины пальчики раздобыли и необходимую сумму, и пилотскую книжку на имя поручика польских ВВС Лешека Павлинского, которая вместе с двумястами зеленых произвела на английского чиновника, ответственного за погрузку, хорошее впечатление. Англии были нужны летчики-истребители. По пути в Лондон с пароходом, на котором плыл новоявленный пилот Изя, случилось чудесное событие. Торпеда, пущенная в него меткой рукой кавалера Рыцарского креста командира подводной лодки U-49 капитан-лейтенанта Густава Кремера, попав в борт ниже ватерлинии, не взорвалась, а, как бревно-топляк, осталась торчать между трюмом и преисподней. Пароход так и доковылял до лондонских Доклэндс с этой чертовой занозой в борту. Видимо, высшим силам было угодно сохранить Изю Павлинского-Каценеленбогена для каких-то только им известных дел и событий.

Из Лондона с командой польских летчиков и авиатехников Изя был отправлен на юг Англии, в Гатвик, где формировалась 6-я эскадрилья Полония, однако, увидев на аэродроме остроносые спитфаеры, которые вскоре полякам предстояло оседлать, сильно затосковал от страха быть разоблаченным, но бежать не решился, удерживаемый приличным пайком и офицерским денежным довольствием. Когда в эскадрильи начались пробные полеты, Изя сказался больным: по старой школьной уловке наелся слабительного пополам с порошком от тараканов и с подозрением на дизентерию попал в госпиталь королевских ВВС. Там с Изей случилось то, что рано или поздно с ним должно было случиться. Он украл бумажник у очень важного господина, был пойман и посажен в уголовную тюрьму Брикстон Призон в Илинге, где до сорок пятого года шил брезентовые противогазные сумки для британской армии. В сорок шестом на берегу Английского канала иммиграционные власти поставили Изю Павлинсого раком и, дав ему хорошего пинка, отправили на континент.

Возвращаться в разоренную войной Варшаву Изе не хотелось, тем более приобретенный в тюряге ревматизм требовал особых условий и питания. Побродяжничав по северу Франции и еще пару раз попарившись на нарах, в начале пятидесятых Изя осел в Нанте, женился на вдове бакалейщика Сарре Гольдфиш и, несмотря на то, что она была на пятнадцать лет его старше, заделал ей сына, которому дали имя Моржичек.

Судьба распорядилась таким образом, что, когда Моржичку Павлинскому было четыре года, мама Сарра внезапно умерла, а папа Изя таинственно исчез со всеми семейными деньгами и ценными вещами. Моржичек остался на руках у незамужней хроменькой тети Фриды.

С воспитанием племянника у доброй тети возникли очень большие проблемы. Мальчик совершенно не хотел учиться, связался с нехорошей компанией и целыми днями вертелся в порту, где на манер американских моряков научился носить обтягивающие черные джинсы, танцевать буги-вуги и зачесывать волосы а-ля Джери Ли Льюис. Переживая, что Моржичек пойдет по стопам своего отца, что-нибудь сопрет и сядет, тетя Фрида по совету соседей связалась с местным отделением компартии и узнала, что, если на определенных условиях мальчик вступит в организацию, его можно будет послать учиться.

В семьдесят втором Моржичек поступил в Парижскую школу политики и финансов со стипендией фонда Юманите. Ровно через три недели после поступления в вуз Моржичка посадили.

4

Сентябрь в Париже выдался необычайно дождливым, и чернокожие бездельники, обычно не без вызова в это время демонстрировавшие туристам свои конголезские торсы у фонтанов на площади Форум-дез-Алль, теперь были вынуждены сидеть в дешевых брассери и ругать сопливые парижские небеса. В одной из таких недорогих пивных, где всегда полно цветных и где под столом постоянно шастают чьи-то голодные бесхозные собаки, Берзак и нашел Павлинского, когда настала пора вводить его в дело. Берзак притормозил возле пивной, где под тентом на открытом воздухе расположился наш ковбой, задрав худые ноги в черных с бляшками казаках, потягивая свой второй (заменявший ему обед) стакан немецкого пива.

Берзак дважды нажал на клаксон и властным нетерпеливым жестом поманил Моржа в автомобиль. На тесной Рю Де Пэ он не мог прижаться ни влево, ни вправо из-за плотно застывших в неестественных позах moto с оставленными на их рогах блестящими шлемами и цепями, крепко обхватившими до поры задранные в воздух задние колеса, и запирал движение, пока весь расслабленно вихляющийся Павлинский, вращая худым черно-левисовым задом, расплатившись, не дохилял и не уселся, наконец, в машину.