Радио Хоспис - [9]

– Да… – Стас понял, что не знает, о чем еще сказать, да и не хотел развивать эту тему. – Вы тоже теперь в группе Ублюдка?

– Да, подал рапорт, как только узнал об этом деле.

Солнце преломлялось стеклами окна и заставляло дым плясать в своих объятиях. Где-то ниже этажом громко хлопнула дверь, процокали каблуки и затихли.

– Пожалуй, сделаю себе тоже кофе. – Югира поклонился и вошел в аудиторию, отданную группе Гейгера.

Во время войны остатки разбитого отряда, которым командовал Стас, вылетел на группировку желтолицых. Почти ни у кого не было патронов, а когда кончились последние, началась рукопашная. Самураи повыхватывали длинные прямые мечи, а ребята Стаса работали штыками. Будь их чуть меньше, япошки могли и победить. Отличные были бойцы. Когда в живых остался только их командир, он обратился к Стасу на ломаном языке и попросил права умереть так, как положено умирать командирам, проигравшим битву. Стас позволил. Японец точно так же, как секунду назад Югира, поклонился, выхватил короткий меч и вспорол себе живот.

Сколько бы ни прошло времени с тех пор – недели, месяцы, годы, – войну все равно будут помнить те, кто ее пережил. С этим бесполезно бороться, это можно только принять. И Стас принял. Давно уже принял. Он никогда не спрашивал, на какой стороне воевал тот или другой человек, он вообще старался не заводить разговоров о войне. Но это ничего не меняло. Теоретически все войны рано или поздно заканчиваются. Одним нужна капитуляция, другим – взорвавшаяся гневом природа. Последняя похожа на пожар, от которого твари бегут, не разбирая роду и племени, первая – на коммерческий договор. Есть и другие варианты, но действительность такова, что война – это такой ресторан, который закрывается с уходом последнего клиента. Пока жив хоть один солдат, хоть один беженец, хоть кто-то, помнящий войну не по книгам и киносводкам, война не кончится. Даже если десятилетия не звучат выстрелы, война продолжается. Сайонара…

* * *

Это здание проектировал знаменитый архитектор Шарль Бурлеск, и изначально оно предназначалось для университета. Француз справился с задачей блестяще, как, впрочем, всегда. Не повезло ему лишь в одном. Здание было построено летом 1918 года, а осенью того же года волна смятения, прокатившись сначала по сырьевым и финансовым биржам, выплеснулась на улицы. В течение следующих девяти лет молодые люди учились только одному – искусству выживания в условиях, при которых большинство других представителей рода человеческого категорически не могли это сделать. В университетах нет таких дисциплин. Многие прекрасные творения цивилизации людей были смыты той волной, но территории, где война разгулялась в полную силу, остались за Периметром, окружающим так называемую Периферию. Города, которые ныне подпадали под юрисдикцию Второго Периметра, война не уничтожила, хотя и оставила по себе память многочисленными шрамами и кровоподтеками. Над городом поочередно развевались то черный флаг анархистов, то зеленый стяг исламистов, то клетчатый штандарт Шахматных Королей. Все это были даже не воинские соединения, а мелкие банды, какое-то время контролировавшие город. Последнее полотнище, побывавшее на шпиле в годы войны, носило изображение серпа, молота и шапки клошара. Тогда здесь правила шайка «Революсьон». Она-то и сложила оружие при приближении регулярных сил отступающей под натиском природы объединенной коалиции. Почти все бойцы шайки были прощены, подпав под амнистию, и тут же призваны в ряды вооруженных сил. Да и, право, не так уж много бед они принесли по сравнению с другими бандами. Во всех этих перипетиях здание Шарля Бурлеска устояло. Его стены и по сей день носили выщербленные раны от выстрелов, а прекрасные витражи навсегда были потеряны и заменены обычными стеклами. Да и студентов здесь так и не увидели, разве что студентов юридических факультетов, присылаемых сюда на практику разгребать архивы и прочую бумажную пыль. Но оно выстояло, и оно по-прежнему было величественно и монументально, и территории вокруг него все так же не видели прямого солнечного света. Семь лет назад здание было отдано в распоряжение Управления юстиции Второго Периметра.

Что же касается Стаса, то он был благодарен Шарлю Бурлеску хотя бы за ту прохладу, которую хранили стены больших и малых аудиторий. Переименовывать которые, к слову, никто не собирался, их так и называли: аудитория отдела по борьбе с терроризмом, аудитория парамедицины, аудитория для работы с общественностью и т. д.

В смотровой (Стас понятия не имел, для чего она предназначалась изначально) было сумрачно. Узкие окна не пропускали достаточно света, а лампы, редко свисающие с высокого потолка, не могли осилить объема помещения. Единственным ярко освещенным (в силу архитектурных особенностей аудитории) местом была центральная часть амфитеатра, которую попирал в данную минуту Марк Гейгер, он же Ублюдок, он же легенда послевоенного сыска. На него были обращены взгляды двенадцати детективов разного срока службы, и воздух дрожал от противоречия: собравшиеся одновременно боготворили своего временного начальника и ненавидели его, желали ему скорейшей смерти и мечтали работать под его руководством вечно.