Радикальный ислам. Взгляд из Индии и России - [18]

Признаем, что честного ответа на этот вопрос нет.

А что это значит? То, что на пути Модерна, которым согласилось идти почти все человечество, возникают некие препятствия. Преодоление этих препятствий потребует от Запада таких уступок, на которые не согласна если не большая, то очень существенная часть западной элиты.

Как можно оформить такое несогласие, не потеряв полностью легитимность? Конечно, можно просто скомпрометировать Модерн – хотя бы с позиций экологии, что давно делается многими. Но одними подобными компрометациями не обеспечишь демонтажа сложившейся мировой системы Модерна. И здесь к услугам тех, кто считает необходимым демонтировать Модерн, – Контрмодерн, прежде всего исламский.

Ярчайший пример использования исламского Контрмодерна для подрыва исламского же Модерна – Иран. Без контрмодернистской («консервативной») революции (а именно таковой была революция Хомейни) Иран довольно быстро, при любых ошибках шаха, стал бы Японией Среднего Востока. Но он ею не стал.

Потенциал консервативных, то есть контрмодернистских, революций – не революций вообще, а именно таких «революций» – вот что может быть задействовано для сохранения статус-кво развитыми странами мира. По крайней мере, так считают представители серьезных элитных сил на Западе.

Контрмодерн можно задействовать по-разному. Можно осуществлять консервативные революции в тех или иных странах, препятствуя внутреннему развитию. А можно атаковать силами Контрмодерна соседние страны. Мы понимаем, что и такие варианты опробуются и используются.

В этом, как нам представляется, – инструментальность радикального исламизма. Он, при всей его яркости и амбициозности, – всего лишь инструмент в руках тех, кто поставил перед собой задачу остановки и демонтажа проекта «Модерн».

В самом деле, коль скоро проект «Модерн» основан на определенном – национально-государственном – устройстве, в основе которого такая общность, как нация, то любая претензия религии на государственное доминирование, любая адресация к племенной идентичности может разбудить спящие страсти и разрушить нацию. А значит, и национальное государство. Достаточно активизировать нужным образом контрмодернизационную религиозность или племенную страсть, чтобы стремительно развивающаяся страна была отброшена вспять.

Но что значит «активизировать нужным образом»? В наборе социокультурных технологий, востребованных в последние десятилетия XX века и постоянно совершенствуемых в новом тысячелетии, – управляемый регресс. Он же – вторичная архаизация.

Идеологам Модерна казалось, что «колесо истории нельзя повернуть вспять». Однако рост информационных, психологических, социокультурных возможностей, усталость Модерна, остывание модернистских идеалов, невнятность исторических перспектив Модерна, в каком-то смысле усталость самой истории дают противникам Модерна некие шансы на поворот вспять колеса истории. И это надо признать. Как надо признать и то, что борьба с Модерном востребовала еще одного – весьма опасного – «спящего демона».

Я имею в виду спящий в каждом человеке дух смерти. Именно к нему апеллируют силы, взращивающие суицидальный терроризм вообще и особенно терроризм женский и детский. Даже зверь охраняет свой генофонд. А значит, мы сталкиваемся с попытками сломать инстинкт жизни вообще. Это очень далеко идущие попытки, которые осуществляются на основе синтеза контрмодернистских и постмодернистских наработок – со все более очевидным преобладанием последних.

Что же проступает за разобранной мною тенденцией? В таких случаях эффективны только выявляющие существо дела антиутопии, а не длинные политкорректные рассуждения.

Представьте себе антиутопию, в которой новый мир с постмодернистским ядром (Мао Цзэдун называл сходное ядро «мировым городом») будет дополнен контрмодернистской периферией – «мировой», так сказать, «деревней».

Конкуренция между национальными государствами и буржуазными элитами, которым государства нужны для борьбы на рынках, окажется отменена.

Вместе с нею окажется отмененным закон неравномерности развития.

Лукавые адресации к «устойчивому развитию», призванному заменить развитие неравномерное и потому неустойчивое, вскоре обнаружат свою изнанку. Окажется, что речь вообще идет о неразвитии. О закреплении социальных ролей, места в разделении труда, квот на потребление, квот на численность населения и многого другого.

Конечно же, такая антиутопия сейчас кажется сугубо фантастической, абсолютно невоплотимой в жизнь. И она действительно невоплотима, коль скоро в мире не начнутся тектонические подвижки. Как политические, так и экономические. Как культурные, так и военные. Только по ту сторону таких подвижек невозможное может быть воплощено в жизнь.

Но кто сказал, что такие подвижки исключены? Что последний мировой экономический кризис не является первым провозвестником подобных подвижек? Кто сказал, что нет процессов, толкающих мир в сторону подобных подвижек? Что нет субъектов, заинтересованных в обострении этих процессов?

Задача состоит в том, чтобы выявить такие процессы и такие субъекты. И нечто противопоставить выявленному. Для этого надо объединить силы, которые заинтересованы как конкретно в Модерне, так и в любом другом развитии. Надо показать, что борьба с развитием ведется, и противопоставить ей борьбу за развитие.