Радикальное Прощение: Освободи пространство для чуда - [5]

—И печаль. Мне очень грустно, — на ее глаза навернулись слезы. — Я чувствую себя одинокой и нелюбимой, — сказала она и начала тихонечко всхлипывать. — Было бы не так тяжело, если бы я думала, что он вообще не умеет любить, однако он умеет и любит, — но только ее! Яростно и страстно выплюнув последние слова, Джилл впервые после своего приезда ко мне разрыдалась. У нее и до этого несколько раз на глаза наворачивались слезы, но ни разу еще она не позволила себе выплакаться как следует. Теперь наконец она дала волю слезам. Меня порадовало, что Джилл смогла осознать собственные чувства так быстро.

Прошло не меньше десяти минут, прежде чем сестра успокоилась и снова смогла говорить. Тогда я спросил:

—Джилл, вспомни, не испытывала ли ты те же чувства, когда была маленькой?

—Да, — ответила сестра без колебаний. Поскольку она не стала сразу рассказывать, когда это было, я попросил ее объяснить. Джилл начала не сразу.

— Папа тоже меня не любил! — выпалила она наконец и снова начала всхлипывать. — Я хотела, чтобы он меня любил, а он не любил. Я думала, что он не способен любить никого! А потом, Колин, я увидела, как он относится к твоей дочери. Ее-то папа любил. Так почему же он не любил меня, черт побери?! —прокричав эти слова, она ударила кулаком по столу и снова разрыдалась. Джилл имела в виду мою старшую дочь, Лорен. По случайности или, скорее, по закону синхронистичности она носит то же имя, что и старшая дочь Джефа.

Поплакав, Джилл почувствовала себя намного лучше. Слезы принесли ей облегчение и, возможно, что-то перевернули в ее душе. Я подумал, что, наверное, скоро нас ждет прорыв. Нужно было подтолкнуть ее к дальнейшему разговору.

— Расскажи мне, что произошло между моей дочерью, Лорен, и отцом, — попросил я. —Видишь ли, — сказала Джилл, беря себя в руки, — я всегда очень хотела, чтобы отец любил меня, но чувствовала, что он ко мне равнодушен. Он никогда не брал меня за руку и не сажал к себе на колени. Мне казалось, что со мной что-то не так. Когда я стала старше, мама сказала, что папа вообще никого не способен любить, даже ее. И тогда я более или менее с этим примирилась. Я объяснила себе, что, если он вообще никого не любит, значит, я не виновата в том, что он равнодушен ко мне. Он и вправду никого не любил. Папу совсем не интересовали мои дети — его внуки, — а тем более чужие люди и дети. Он не был плохим отцом, — просто не умел любить. Мне было жаль его. Джилл еще немного поплакала. Я понимал, о чем она говорит. Наш отец был добрым и кротким человеком, но очень уж тихим и замкнутым. Казалось, что он вообще не испытывает никаких чувств по отношению к окружающим. Снова взяв себя в руки, сестра продолжала:

— Мне вспоминается один день у тебя дома. Твоей дочери, Лорен, было лет пять или четыре. Мама с папой приехали из Лестера погостить у нас, и мы все вместе отправились к тебе. Я увидела, как твоя Лорен берет папу за руку. «Идем, дедушка, — сказала она, — я покажу тебе сад и все мои цветы». Он был как марионетка в ее руках. Девочка водила его по саду, показывала цветы и все щебетала, щебетала, щебетала. Она просто очаровала его. Я все время смотрела на них из окна. Когда они вернулись в дом, папа посадил Лорен на колени, играл с ней и смеялся, — я и не помню его таким! Я пришла в отчаяние. «Значит, он все-таки может любить», — подумала я. «Если он способен любить Лорен, почему не способен любить меня?» — последние слова сестра произнесла шепотом, и из глаз ее потекли слезы боли и печали, которые она держала в себе все эти годы.

Я решил, что для начала вполне достаточно, и предложил выпить чаю. (В конце концов, мы англичане! Мы всегда пьем чай, что бы ни творилось вокруг!)

Взглянув на историю Джилл с точки зрения Радикального Прощения, я легко заметил, что своим, на первый взгляд странным, поведением Джеф подсознательно пытался помочь Джилл исцелить ее неразрешенную боль, обусловленную взаимоотношениями с отцом. Если сестра сумеет увидеть совершенство в действиях Джефа, ей удастся исцелиться от этой боли, — и поведение Джефа почти наверняка изменится. Однако тогда я еще не знал, как объяснить это Джилл, чтобы она все поняла. К счастью, мне и не пришлось ничего говорить. Она заметила эту очевидную связь сама.

Чуть позже в тот же день сестра спросила:

—Колин, тебе не кажется странным, что дочь Джефа зовут так же, как и твою дочь? Подумай: обе блондинки и обе первенцы. Вот ведь странное совпадение! Ты не думаешь, что тут есть какая-то связь?

— Именно так, — ответил я, рассмеявшись. —Это — ключ к пониманию всей ситуации. —Что ты имеешь в виду? — спросила она, устремив на меня долгий пристальный взгляд. —Сама подумай, — ответил я. — Какие еще параллели ты видишь между тем эпизодом, когда папа играл с Лорен, и своей нынешней ситуацией?

— Давай посмотрим. Обеих девочек одинаково зовут и обе легко получают то, чего я не могу добиться от мужчин. —Что же это? — поинтересовался я. —Любовь, — прошептала Джилл. —Продолжай, — ласково подбодрил ее я. —Я увидела, что твоя Лорен сумела добиться от папы любви, которой так не хватало мне. И