Радикал рок-н-ролла: жизнь и таинственная смерть Дина Рида - [33]

Ночное нападение явилось кульминацией направленного на чету Рид террора, обострявшегося в течение нескольких месяцев, с тех пор как они поселились в Буэнос-Айресе в конце 1964 года. Кто-то поджег поляну за виллой рядом с домом прислуги. Их немецкой овчарке подсунули отравленное мясо, собака погибла. После того как Рид исполнил песню «Моя еврейская мама» («My Yiddish Mama») в телешоу, вандалы баллончиками с краской намалевали фашистские свастики на гараже, на парадных и боковых воротах. Эти нападки беспокоили, раздражали, и, как в случае с убийством их собаки, ранили сердце. Но Риду, как и его жене, еще не было тридцати, их обожали миллионы, и они все еще обладали особым даром, присущим молодым людям, — чувством бессмертия. Стрельба же по их дому означала совершенно иное. «До того, как мы попали под обстрел, мы думали, что это какая-то игра, — говорила Патриция. — Мы не были ранены. Нам не причиняли физического вреда».[105]

Следующим вечером, по возвращении домой, Рид обнаружил то, что не заметил, когда уезжал на работу: красные серп и молот были нарисованы на гаражных воротах. В тот вечер прибыли четверо вооруженных юношей, добровольно взявших на себя обязанности по охране их дома. Они назвались перонистами, последователями бывшего харизматичного президента Хуана Перона и его жены Эвиты. Молодые люди выразили восхищение трудами Рида в защиту обездоленных и рассказали, что прошлой ночью у его дома находились оплачиваемые киллеры, возможно, направляемые политической полицией. Мужчины вызвались охранять его дом, и Рид принял их предложение. В течение двух месяцев они несли дежурство, временами вступая в огневые стычки, но ни одна пуля больше не ударила по дому. Дин и Патриция теперь ночевали только в гостевой комнате, где они чувствовали себя более защищенными. Супруги также обзавелись револьверами.[106]

Рид не собирался больше оказываться в ситуации, когда единственным вооружением ему служили кухонные принадлежности. «Он всегда принимал на себя серьезные риски, — говорил друг Рида Марв Давидов. — И принимал их максимально». [107]

В письме матери Патриции Рид попытался обрисовать некоторые события, получившие огласку, опустив при этом описание тех происшествий, которые могли послужить поводом для волнений об их безопасности. «Две недели прошли восхитительно. На прошлой неделе был произведен в Почетные Пожарные за спасение человеческой жизни. Также на прошлой неделе мое имя появилось в списке — наподобие "черных списков" в канун французской революции, — называющем меня коммунистом. Поскольку мое имя значилось в ряду великолепных писателей и просветителей, это не сильно меня встревожило. Но затем следующей ночью какие-то бандиты приходили к нашему дому и, пока мы спали, намалевали красной краской серпы и молоты по всему дому. Газетчики раздобыли информацию у полиции, и новость вырвалась на первые полосы газет, сообщая о том, что какие-то фанатики из правых атаковали мой дом. И вот с тех пор ежедневно приходят несколько вооруженных человек, предложивших сражаться за меня. Каждую ночь у нас в доме располагается полицейский пост, а когда я отправляюсь на работу, один полицейский следует со мной. Все это ужасно глупо, но так Пэтти чувствует себя намного спокойнее».[108]

Трудно представить себе ненависть, более чужеродную, чем та, что была направлена на чету Рид. Супруги были популярны в Мексике. Рида горячо любили в Чили, Аргентине и в других странах Южной Америки, где он регулярно выступал в течение последних трех лет. Дин и Патриция ожидали примерно такого же отношения, когда в конце 1964 года прибыли в Буэнос-Айрес. Дин приобрел двухэтажный дом под черепичной крышей, облицованный белой штукатуркой, с четырьмя спальнями внутри. На заднем дворе, величиной в пару акров, располагался бассейн и росли сосны. Основная, самая большая, спальная комната находилась на втором этаже, ее окна и балкон выходили на боковую улицу, окаймленную высокими дубами с пышными кронами, дававшими приятную тенистую прохладу в летний зной. Дом был роскошный, и он обслуживался двумя помощниками по хозяйству.[109]

У Рида не было проблем с оплатой. Он объезжал округу, выступая перед полными залами в Чили и Аргентине. Он вел еженедельное телевизионное шоу в Буэнос-Айресе и вместе со своим другом, популярным певцом Палито Ортега снялся в фильме «Моя первая любовь» («Mi Primera Novia»), который имел большой кассовый успех.

Однако материальный достаток Рида, вместо того чтобы изолировать его от царившей вокруг отчаянной нищеты, казалось, ускорял движение ей навстречу. Награждение Мартина Лютера Кинга Нобелевской премией мира для Рида явилось подтверждением правильности выбранного им пути. «С каждым уходящим годом я все больше убеждаюсь в том, что пацифизм должен стать способом жизни порабощенных народов и стран ради достижения ими своих прав и свобод, — писал Рид. — Он (Кинг) доказал, что быть пацифистом не означает сидения на заднице и дозволения другому человеку или стране использовать вас в своих интересах. Он показал, что пацифисты — не слюнтяи и трусы, и что только наиболее отважные люди могут быть пацифистами. Пусть народы Латинской Америки изучат нашу "черную революцию" и используют ее как путеводную нить для своих революций, прежде чем разразятся кровавые восстания, которые подневольные народы поднимут против своих военных диктатур».