Радикал рок-н-ролла: жизнь и таинственная смерть Дина Рида - [10]

Глава 4. Чешская дива

«Да что происходит в этом треклятом городе?» — ворчал за рулем Рид, уезжая от очередного отвергнувшего его клубного менеджера. Прошло всего несколько дней после возвращения из турне по Южной Америке. «Миллионы фанатов визжали на моих выступлениях в Чили и Аргентине, а этот идиот-управляющий взял какого-то мальчишку, которого никто не слышал, на четыре представления в неделю. Да чтоб он прогорел, этот мелкий драный клуб. Вот черт, я ненавижу это место».

Голливуд — не Сантьяго, и приветственно помахать рукой знаменитостям или друзьям в ресторане — совсем не то же самое, что быть окруженным толпами обожающих фанатов. Рид вернулся к занятиям актерским мастерством со своим наставником Патоном Прайсом, немало озадаченный тем фактом, что его южноамериканский успех не был привезен домой вместе с чемоданом. Он записал еще несколько композиций для «Кэпитол», но они никуда не продвинулись. Звукозаписывающая компания приняла решение вкладывать большую часть времени и денег в других звезд, и когда дело дошло до выбора между Дином Ридом и Джеком Джоунсом, «Кэпитол» предпочла Джоунса. Для компании это решение оказалось малоприбыльным, так как Джека вполне устраивало положение певца второго ряда, приличное количество альбомов которого продавалось, но при этом они никогда не попадали в число бестселлеров. Тем временем Рид концертировал в маленьких клубах с аудиторией в пару сотен зрителей — жалком подобии переполненных залов, рукоплескавших ему всего несколькими неделями ранее.

Дин всегда был очень энергичным и нетерпеливым. Еще в подростковом возрасте он принимал снотворное, чтобы немного утихомириться и поспать. И теперь его кипучая энергия искала выхода, а Лос-Анджелес стоял дамбой на ее пути. К сентябрю, всего через 6 месяцев после возвращения из Латинской Америки, его и без того слабое терпение истощилось окончательно. Мать Рида помнит его телефонный звонок.

— Мама? Это Дино.

— Привет, дорогой. Как дела?

— Я в порядке. Но меня уже достал этот город. Здесь ничего не происходит. Я целыми днями, а то и неделями, между выступлениями торчу без дела, и записи не расходятся. Мне нужно вернуться в Южную Америку. Ты могла бы одолжить мне 400 долларов?

— Не думаю, Дин. Ты ведь знаешь, что отец не был счастлив, когда ты бросил колледж и уехал в Голливуд. Так же, как и я. Может быть, пришло время, когда тебе нужно вернуться домой. Ты уже достаточно постарался.

— Мам, послушай, я очень скоро заработаю много денег. Я верну эти 400 долларов и даже больше. Ты знаешь, как меня принимали в Чили и Аргентине. Они там хорошо мне заплатят, и я раскручу продажи своих записей настолько, что им придется обратить на меня внимание в «Кэпитол», «Декке», «Ар-Си-Эй», да и в любой другой записывающей компании в Америке.

— Дино, ты знаешь, я поддержу тебя во всем, что ты делаешь. Но отец до сих пор ворчит по поводу тех денег, которые мы давали тебе раньше. Он без конца твердит, что «если этот парень хочет быть великим певцом, пусть поработает мойщиком посуды, пока не начнет грести деньги лопатой».

— Ага, я как будто его слышу. Отца невозможно переубедить, с ним бесполезно разговаривать. Я достаточно пытался. Поэтому я говорю с тобой, мам. Ты же знаешь, что я прав. Если ты дашь мне эти 400 долларов, я верну их прежде, чем отец об этом узнает. Эй, может быть, мы даже полетим с тобой в Чили, и ты придешь на мое представление.[32]

Рид был убедителен, и вскоре от Рут-Анны пришло письмо — с вложенным чеком на 400 долларов. Но вполне вероятно, что Сирилу стало обо всем известно, поскольку эти деньги вернулись не так быстро, как обещал Дин. В октябре он опять прилетел в Чили, но въезд в страну был запрещен ему властями до тех пор, пока у него не будет работы. Так что Рид отправился в Аргентину, в Буэнос-Айрес, и провел там несколько недель, названивая агентам и менеджерам в попытках договориться о выступлениях в Чили, и тем самым обеспечить себя рабочей визой. По возвращении в Лос-Анджелес из первого южноамериканского турне Рид записался на ускоренный курс испанского языка.[33]

И теперь, чтобы как-то убить свободное время, принялся изучать испанский на месте. Каждый день он приходил в парк, примыкающий к отелю, и слушал разговоры, иногда пытаясь применить на практике уже выученные фразы. Он обладал таким даром. «Он самостоятельно выучил испанский, — говорила Патриция Рид. — Когда он приезжал в какую-то страну, то учил язык так быстро, как только мог, чтобы иметь возможность общаться. У него был музыкальный слух, и языки давались ему легко».[34]

После нескольких недель сидения на лавочке в парке, Рид получил необходимое разрешение на въезд в Чили и вновь принялся за работу — исполнение песен. Он вернулся, и вернулись тысячи визжащих фанатов, телевизионные шоу, радиоинтервью и сотни автографов. Поднятый шум привлек к нему внимание другой звезды, Ниты Довер (Nyta Dover).

Довер была на 10 лет старше Рида, на очень ранимые для нее 10 лет. Она родилась и выросла в Чехословакии, в семье известных политиков. Во время оккупации страны в 1939-м году нацисты схватили и отправили за решетку всю семью Довер. Им удалось бежать, но не без потерь — немцы убили отца Ниты. И семейство, вынужденное искать пристанища в другой стране, в итоге обосновалось в Южной Америке. Нита превратилась в прелестную женщину. Пышногрудая блондинка, 178 сантиметров ростом — где бы она ни появлялась, к ней тут же приковывалось внимание преимущественно низкорослых и темноволосых чилийцев, аргентинцев и уругвайцев. То, что она будет выступать на эстраде, было практически предрешено. Она была артисткой кабаре, пела и танцевала в шоу, уходя со сцены только для того, чтобы вернуться в другом одеянии, которое иногда представляло собой лишь перья, стратегически расположенные в нужных местах, а иногда — коротенькое платьице с большим декольте, обнажающее глубокую ложбинку меж полных грудей и выставляющее напоказ ее длинные ноги.