Ради жизни на земле - [9]

Коротка июльская ночь. Ворочаюсь на жестком матраце. А сон, хоть убей, не берет. Бессмысленно смотрю на серое полотно потолка. В голове множество различных дум. В таком состоянии и застает меня команда «подъем». Кого-то будят, кто-то чертыхается: перепутали сапоги.

Утреннее солнце, выкатившееся из-за дымчатого горизонта уже наливалось жаром, набирало силу. На небе — ни облачка. Все вокруг выкрашено в мягкие акварельные тона. Получив задание, бежим к машинам, где механики сбрасывают последние маскировочные ветви. Сажусь в кабину. Прохладно. Откинувшись назад, сосредотачиваюсь на деталях предстоящего полета. Мучительно томительные минуты ожидания. Наконец-то! Всплеск зеленой ракеты — и аэродром закружился под аккомпанемент монотонного воя винтов. Прелести свежего утра как не бывало: все исчезло, потонув в хаосе звуков и пыльной метели. ИЛы, начиненные скрытым огнем в оболочках бомб, эрэсов и снарядов, гуськом тянутся к взлетной полосе и один за другим поднимают на пятнадцатиметровом размахе крыльев свою тяжесть. Взлетаю и я, мягко оттолкнувшись от земли. Набрав высоту, пристраиваюсь к ведущему группы старшему лейтенанту Евсюкову. Направление — Курск.

Внизу плывет овражная степь, покрытая буйной порослью молодого дубняка и орешника, белеют плешины на склонах балок, взбегают на пригорки ряды хат под соломой. По дорогам в разные стороны движутся танки, автомобили, конные упряжки. Через четверть часа подходим к петляющей линии фронта. На моей карте она обозначена красным и синим. Уже отчетливо видна изломанная, многолинейная даль позиций противника, разбрызганные розовые кляксы от пожаров, дым, ползущий в лощинах.

Скоро цель! На земле, как мы и предполагали, забесновались вражеские зенитки, их трассы сплели но курсу такую цветную картину из смертоносных нитей, что казалось, ничто живое не в силах проскочить через этот нарядный фейерверк. Разрывы зенитных снарядов то слева, то справа пятнали небо, воздух вокруг кипел, бурлил, машину болтало, как щепку на большой волне. В форточку ударил едкий кисловатый запах тротила. Быстро изменяем курс, маневрируем. По команде ведущего набираем высоту. Неотступно от наших двух шестерок ИЛов, готовых к атаке, следуют чуть выше истребители прикрытия капитана С. А. Корнача.

В шлемофоне раздалась команда Евсюкова: «Атака!» — и «ильюшины», подгоняемые тысячью семьюстами пятьюдесятью лошадиными силами, как по желобу скользнули на цель. С новой силой заговорили зенитки гитлеровцев. Ножницы трасс эрликонов (крупнокалиберных автоматических пушек) скрещиваются прямо у самой земли. Наткнешься — срежут, вспыхнешь, словно бенгальский огонь.

Но нервы, к удивлению, спокойны, хотя между лопатками уже проступает изморозь, на губах запекается соленая пленка.

Команда ведущего: «Бросай!» — сразу отрезвила, ободрила. Затвердевшей подушечкой пальца нажал на кнопку бомбосбрасывателя. Освобождают бомболюки комэск Кудрявцев, Кобзев, Полукаров. Черные чушки вспучили землю, ударная волна подбросила самолет, по обшивке пробежала металлическая судорога. Выходим мы из пикирования, левым разворотом делаем второй заход с бреющего полета, Бомбы положили точно в цель, как подтвердил «Грач» — наша станция наведения. Она же в предупредила: в воздухе рыскают «мессеры».

И снова торпедами несемся к земле. Стрелка высотомера энергично ползет влево. Ловлю в сетку прицела орудийный расчет. Проекция мишени все увеличивается и увеличивается. Заколачиваю в цель парочку эрэсов, крещу бегущих артиллеристов пулеметными очередями. Азарт боя так вскружил голову, что и не заметил, как отстал от своих. Лихорадочно разбираюсь в создавшейся обстановке, слышу голос Сергея Смирнова, моего стрелка: «Командир! Сзади «тощие» шпарят…»

Этого еще не хватало! Делаю крутой левый вираж, ныряю вниз. «Мессершмитты» — тонкие, опасные, как лезвие ножа, просвистели рядом. Проскочили… и сразу же попали в «объятия» ЯКов. Спасибо, маленькие, выручили!

Наконец-то пристроился к своим.

Возвращаемся домой: под крыло наплывает аэродромное поле. Над посадочной полосой в форме буквы «Т» ведущий резко отходит влево. Повторяю такой же маневр выдерживаю безопасное расстояние от других машин закопченных от патрубков до хвостов, на которых отчетливо видны пробоины, масляные пятна.

На стоянке открыл фонарь, подставил лицо бодрящему ветерку. Расстегнул привязные ремни. Тикают в спокойном беге часы на приборной доске. А шея так болит словно кто положил на нес мельничный жернов. От ребят из группы Ивана Голчина узнаю: вражеская зенитка подбила Николая Киртока. В первом бою — и такая осечка! Начало — ни к черту! В голову лезут разные мрачные мысли: что с Николаем? Сел или нет? А вдруг?..

«Только не это…» — отогнал предположение, от которого стало зябко.

Долго смотрю на небо: голубой цвет, говорят, успокаивает. Медленно сползаю с плоскости, плетусь в окружении щебечущих оружейниц на обед. Успеваю только выпить стакан теплого компота и мчусь на КП. Там уже вся первая эскадрилья в сборе, готовится к очередному вылету.

…Ослепительным ледоходом плывут кучевые облака. Восходящие потоки воздуха волнами подходят под бронированные брюха ИЛов. Внизу извивается мутный в тенях и бликах Северский Донец. Скоро выйдем на цель! На пути к ней, конечно, вражеские зенитки поставят огненную завесу. А пока — тишина. Идет невидимая психологическая дуэль между небом и землей. Мы готовы ринуться на зенитчиков сверху, заколотить их по самые уши в землю. Они видят нас. Злые глаза, прижатые сталью касок, напряженно следит за полетом. Отдаются последние четкие команды, лихорадочно крутится штурвалы наводок. Жерла зениток хищно поворачиваются вслед ИЛам. Секунда, другая — и небо словно зашевелилось. К штурмовикам потянулись ядовито-красные трассы, то выше, то ниже начали раздаваться хлопки рвущихся снарядов.