Ради тебя, Ленинград! - [4]

— Как по-те-рялась? — запинаясь, повторил комбриг.

В диспетчерской все замерли в напряжении.

— Передайте связистам в Кобоне, — приказал Д. Биберган, — чтобы они держали с нами постоянную связь. Пусть немедленно вышлют людей на поиск машин в прибрежной полосе!

«Где их теперь искать? — обожгла меня мысль. — На Ладоге и днем черным-черно, а в темноте и подавно ничего не увидишь!»

Ровно в час ночи кукушка прокуковала один раз. И в это время зазвонил телефон. Майор Д. Биберган сам снял трубку:

— Кто у аппарата?.. Товарищ Бирюкович?.. Да, да! Слушаю вас!

Д. Биберган подозвал меня к себе. Я подсел к столу на место дежурного. С трудом узнал простуженный голос начальника штаба батальона.

— Потерь нет, — докладывал он. — Все машины дошли до Кобоны.

— Ясно! А почему задержались? — спросил комбриг. Е. Бирюкович не смог сразу ответить — помешал затяжной кашель.

— Извините, товарищ майор! — наконец проговорил он. — Немного продуло на ветру. Когда стемнело, пришлось лечь на крыло и держать в руке телефонный провод. Без него потеряли бы ориентировку. Нас задержали небольшие трещины на четвертом и девятом километрах. Дежурные дорожники положили на разводья мостки. А вот на двадцать первом километре лед разошелся только сегодня ночью. Здесь в основном и стояли.

— А объехать было нельзя? — поинтересовался Д. Биберган.

— Нельзя, товарищ комбриг! К северу лед совсем тонок, а на юге — немцы рядом.

— Как добрались до берега?

— Пришлось снять боковые борта с машин и соорудить настил.

Весь день 22 ноября ушел на подготовку. Я осмотрел все полуторки, разместившиеся в лесу между Коккоревом и Вагановом. Отобрал 60 машин. Как и вчера, подъехали к озеру еще засветло. Я сделал перекличку — все было в порядке. Потом с подножки головной полуторки я дал команду «Вперед!». Автоколонна осторожно спустилась на лед.

Водители были разбиты на десятки. Во главе каждой я поставил командира. Замыкающей ехала ремонтная машина. Вместе с запасными частями она везла в кузове спасательные круги.

Дистанцию между полуторками установили в 20–25 метров. Между десятками было до ста метров. Почти в темноте подъехали к фарватеру, по которому летом шли суда из озера в Неву. Это было самое опасное место. Лед здесь гнулся под колесами, словно живой. Такое ощущение, будто все время едешь в гору. Мотор перегревался, работая на полную мощность, а машина, буксуя, едва ползла по скользкому льду. Ни тормозить, ни останавливаться было нельзя — спасало только движение.

Сразу за фарватером замерцал огонек. За сутки, что прошли после рейса Е. Бирюковича, трассу немного обжили. На льду появились солдаты-регулировщики. Они стояли в маскхалатах, укрывая от ветра фонари «летучая мышь». Узкий луч света не только показывал дорогу. Он был признаком жизни, которая зарождалась на мертвой ледяной глади. Фонари светили через каждые три-четыре километра, вселяя в нас надежду и не давая сбиться с пути.

До острова Большой Зеленец мы доехали без потерь. Каждый почувствовал облегчение, когда колеса коснулись твердой земли. До восточного берега оставалась треть пути. Но как раз на этом отрезке с одной из машин случилась беда. Края трещины на 21-м километре разошлись еще больше. Лед здесь, видно, ослаб от ударов волны. При подходе к трещине одна полуторка провалилась передними колесами. Водитель успел выпрыгнуть из кабины. Взять на буксир застрявшую машину было нельзя. Останавливаться — тоже. Пришлось оставить ее на озере.

Ближе к Кобоне лед был покрепче. Он уже не гнулся, как на фарватере, и кое-где был припорошен снежком. Остаток пути машины прошли с большей скоростью. Но все равно подъехали к деревне лишь поздно ночью.

На берегу нас поджидал начальник штаба Е. Бирюкович. Он заранее позаботился, где и как разместить людей и машины. Домов в Кобоне мало, подъездов ко многим из них нет. Избы разбросаны по берегам каналов — старого, прорытого Петром Первым, и нового, более глубокого. Здесь жили в основном рыбаки и речники-плотогоны. Они строили свои дома так, чтобы удобнее было причалить к ним лодку или баржу, а не полуторку. Машины пришлось оставить на берегу. На ночлег все устроились в избах.

Утром я получил приказ отправиться со всеми машинами на железнодорожную станцию Войбокало, где находились большие продовольственные склады. До них было около 30 километров по бездорожью. Мы ехали по только что проложенным просекам. А когда кончился лес — по «журавлиной тропе». Путь к хлебу преграждали непроходимые летом болота. Колеса часто буксовали, попадая в недавно схваченные морозом трясины и мхи.

Деревень мы почти не встречали. Несколько раз попадались лишь старинные погосты. Покосившиеся кресты как бы предупреждали нас об опасности, которая поджидала на месте назначения. Едва мы подъехали к станции Войбокало, как сразу попали под сильный минометный огонь. За станцию шли упорные бои. Во время нашей погрузки вражеская авиация бомбила складские помещения и вагоны на железнодорожных путях. От взрывов пострадало несколько машин. Были среди нас и раненые. Но груз мы все-таки в Войбокало взяли. В кузов уложили мешки с ржаной мукой. Со склада я выезжал на последней машине. На его территории уже трещали автоматные очереди.