Ради смеха, или Кандидат индустриальных наук - [55]

— Спасибо, отвратительно, — хмуро отозвалась знаменитость и на чем свет стала поносить артиста Кустовского, который накормил Балакина протухшей севрюгой. — Я ведь перед тем, как закусить ей, — брезгливо говорил Евгений Васильевич, — говорю ему: «Кустовский, воняет», а он меня успокаивает: мол, она вторую неделю воняет, а я, как видишь, жив-здоров. Вот и закусил.

— А как же Кустовский?

— Что ему сделается? Он может хоть декорациями закусывать, — не то позавидовал, не то осудил Балакин.

В этот момент взгляд Балакина почему-то задержался на лице Гали. Впрочем, ясно почему. В глазах Гали посверкивали слезы, рука, обхватившая лацканы халата, была так сильно сжата, что стала белее материи, да и во всей галиной позе было столько решимости, что гнусный отравитель Кустовский, обладай он хотя бы зачатками телепатических способностей, должен был в этот момент купить билет на ближайший рейс самолета.

— Это наша медицинская сестра, — откуда-то издалека услышала Галя голос врача. — Зовут ее Галина Александровна.

— Очень приятно, — некстати сказала Галя и едва не протянула ладошку.

— Можно, я буду звать вас Галей? — совсем как на сцене попросил Балакин и лизнул медсестру глазами.

— Можно.

— Я думаю, через недельку мы вас поднимем, — заверила врач Балакина и кивком головы подала знак медсестре, чтобы та сопровождала ее дальше.

Балакину в палату занесли телевизор, подключили телефон, и поэтому Галя и думать-то не думала, что она увидится с артистом раньше того часа, когда ей полагалось разносить лекарства. А тут вдруг — бац! — над входом в третью палату замигала сигнальная лампочка. Это значит — звали ее, дежурную медсестру. Галя мельком посмотрелась в зеркальце, поправила шапочку и направилась к палате.

— Вызывали, Евгений Васильевич?

— Да, Галочка. Скукота у вас тут.

— А телевизор?

— Хм, телевизор, — хмыкнул Балакин. — Прокрутил три программы, и такое впечатление, что все ветеринары перешли на работу в телевидение. Посидите со мной, а?

— Но я ведь на работе.

— Полчасика хотя бы.

— Хорошо, — согласилась Галя и присела на краешек табуретки.

— Мне кажется, Галочка, мы с вами где-то встречались, — проникновенным, очень хорошо поставленным голосом сказал Балакин.

— Ну что вы, Евгений Васильевич! — засмущалась Галя. — Какие могут быть встречи у принца и золушки.

Это вырвалось так неожиданно и, наверное, глупо, что Галя тут же ладошкой прикрыла рот.

— Ой, извините!

— А вы, Галочка, не лишены… — Чего Галочка не лишена, Балакин так и не сказал, но зато так грустно и задумчиво посмотрел на девушку, что та, не будь при исполнении обязанностей, взяла бы и… и… и… позволила бы себя поцеловать. Да! В щечку!

— Вы были на последней премьере?

— Два раза. И еще на репетиции.

— Вот откуда мне знакомо ваше лицо! Ну и как вы находите мою роль?

— Я в средине третьего акта плакала и в эпилоге, — тихо призналась Галя.

— Эх, слышал бы это Матрасевич! — кулаком в ладонь ударил Балакин, и в глазах его полыхнули стоп-сигналы. — Ну ничего! Галочка, вы теперь на премьерах будете сидеть рядом с главным режиссером. Я об этом позабочусь. И не стесняйтесь своих чувств, Галочка: плакать так плакать, а если смеяться, то так, чтобы Мефистофель позавидовал. Нет, Галочка, вы явно не лишены. Ну, а вам известно, юная моя поклонница, что меня приглашают в Москву, во МХАТ?

— Да, — кивнула головой Галя, — я слышала, что вы прямо в лицо всем артистам сказали, что вас из Москвы телеграммами замучили. И только чувство патриотизма… Не уезжайте, Евгений Васильевич!

Балакин забарабанил пальцами по одеялу, выдержал приличествующую просьбе паузу и сказал:

— Ну ладно, я подумаю…

Как в тумане Галя вспоминает те минуты, когда артист Балакин стал рассказывать о своей чудовищно нелегкой творческой судьбе. Распределение ролей, репетиции, прогоны, гастроли…

— Аплодисменты, цветы — все это фигня, Галочка. Потому что за каждым хлопком в ладоши, за каждым лепестком розы — моя испарина, пот, ни с чем не сравнимый творческий пот. Который час? — без перехода, встревоженно спросил Балакин.

И только этот будничный «который час» вывел Галю из оцепенения. Молитвенно сложенные руки безвольно опустились на колени.

— Пять минут первого, — ответила она.

— А мне на двенадцать укольчик прописан. Но, я думаю, пять минут не страшно.

— Конечно, не страшно.

— Ох, и не люблю я эти уколы! — поворачиваясь на живот, пожаловался артист Балакин и чуть-чуть приспустил больничные штаны. — Потом неделю сидишь, как на еже.

Галя принесла шприц, отломила головку у ампулы и сделала укол.

— Ой, что это на лопатку попало? — спросил Балакин.

Ну не скажет ведь Галя, что это ее слеза капнула ему на спину…

Совесть

Жил человек. Не знал ни горюшка, ни забот. Работал. Получал, какую положено, зарплату. Однажды он заметил, что его сосед Пал Палыч палец о палец не ударит, а живет припеваючи. Человек полюбопытствовал: как это так? Наверное, жулик ты, Пал Палыч?

Пал Палыч оглянулся, достал из кармана деньги и прошептал:

— Возьми и помалкивай.

Человек повертел в руках деньги, пообещал:

— Буду молчать.

— А я не буду! — услышал он голос.

— Кто ты?

— Совесть. Иди в милицию и все расскажи.