Работа, деньги и любовь. Путеводитель по самореализации - [17]

Чисто субъективный, но очень верный критерий.

4. Ресурсное состояние. В этом состоянии человек способен помогать не только добрым словом, но и деньгами, а также поддерживать, участвовать, прощать и сорадоваться. Это состояние донора, способность давать. Антиподом ресурсного состояния является состояние пиявки, когда человек берет, берет и берет. Сосет, сосет и сосет — и ему все мало. Но ведь сильные и должны сносить немощи бессильных, в том числе и пиявок. Немощи — это все то, что человек не может, на что не имеет мощи, то есть сил. Когда в поговорке утверждается, что сильный великодушен, речь тоже идет о ресурсности сильного человека.

ОСЕЛ СИСТЕМЫ

Сейчас я расскажу то, о чем говорить не хочется, ведь мир любит героев, которые стали ими внезапно, таинственно, непонятно, неизвестно как. Как только люди узнают секреты роста других, то эти секреты, став всеобщим достоянием, превращаются в обыденность. Люди, открывшие их, становятся своими в доску, и каждый рад сказать, что, мол, эта тетка, нынешний мэр Иерусалима, чуть ли не билеты в Пулково продавала несколько лет назад. Так что ей просто повезло. Однако я расскажу вам, как мне довелось побыть «ослом системы» с морковкой перед носом, к которой я все шла и шла.

В школе нас заставляли собирать макулатуру и металлолом. Это был 1986 год. Лазая по грязным дворам, я топтала картонные коробки, тащила из дома газеты и даже те журналы, которые, как я догадывалась, были нужны отцу. Я работала на цифры и хотела быть первой. Позже, много лет спустя, я задумалась: быть первой перед кем? И что давало мне попадание на доску почета? Ради своего имени в списках «лучших» я рвала когти, отыскивая трубы и батареи и «героически» таща их к пункту сбора металлолома. При этом я искренне считала тунеядцами тех одноклассников, которые не желали выполнять эту работу за вымпел и за грамоту.

То, что с нами делали, было типичным использованием ослов системой. Наказанием служил негатив классного руководителя и завуча, замечания в дневнике и осуждение теми ослами системы, которые были наиболее хорошо дрессированы. Чуть позже я примкнула к студентам, которых две недели использовали на сборе урожая за похлебку и называли все это романтикой. Так делают и сейчас. Не строят ли солдаты дачи отцам города? Молодежь уклонялась бы от армии не так злостно, будь в ней больше патриотизма и меньше наглого использования новобранцев, как скота. Если уж зашла речь об армии, то я за службу Родине. Только она не должна превращаться в службу чужим вожделениям.

Я бывала ослом системы не раз. Так, когда я училась в мединституте, мне очень хотелось быть материально независимой; и я не придумала ничего лучше, чем устроиться в систему института, то есть стать его ослом. Я устроилась работать в анатомичку, так что в трудовой книжке появилась гадкая запись «Препаратор морга». Сама теперь не понимаю, на что я надеялась, если моя стипендия составляла рублей двести пятьдесят или около того, а зарплата в анатомичке только сто сорок. Мой рабочий день начинался с того, что я открывала алюминиевую ванну с плававшими в формалине частями трупов. Не буду приукрашивать, расскажу как есть. Мерзкий раствор вонял так, что я уверена: этого не испытывал ни один из жрецов, бальзамируя какого-нибудь Тутанхамона.

Комната для ослов, подобных мне, находилась за перегородкой, рядом с ваннами. Окон не было, вместо двери дыра. Для ослов в самый раз. Похоже, они не только смирились со своей участью, не только привыкли, но даже гордились ею. Они, видите ли, такие крутые, трупов не боятся. А на фоне омерзительной вони пьют чай. Типажи были странноватые. Одна девица занималась етукачеством, доносила заведующей анатомичкой, кто в каком углу пернул (хотя это невозможно было почувствовать); один тип был лет двадцати восьми, прикидывался панком: ему, дескать, на все плевать, а в особенности на то, как одеваться. Он носил ботинки времен Второй Мировой войны, задрипанную кожаную жилетку с оторванными пуговицами, сальные волосы и черные ломаные ногти. Если бы Сальвадор Дали писал с него портрет, то мог бы назвать его «Типичная задница неудачника, вызванная полетом осла вокруг таза с кишками». Этот тип был вечно мрачен, озлоблен на весь мир и хвастался тем, что завел себе черного как смоль ворона. Он обучал его говорить и сидеть на руке, вцепившись когтями в специально сделанную для этого перчатку. Зачем он приносил в анатомичку ворона? Ну как же! Он демонстрировал свое единственное достижение; других ведь не было, а выделиться хотелось. (Демонстрация богачом своих денег — тоже своего рода публичная истерика: «Обратите, ну обратите же на меня внимание!») Так и тот тип из анатомички хотел хоть чем-то привлечь внимание остальных. Если это от недолюбленности, то подобные виды истерики есть вымогательство суррогатных форм любви.

Ведь внимание — один из атрибутов любви. «Суррогаты — неудачникам!» — словно написано у них на лбу.

Еще одна девица словно отбывала в анатомичке срок. Она устроилась на полторы ставки. Дело в том, что эта ленивица не первый год не могла поступить в институт, и потому пошла работать лаборантом, да там разведала, что год в анатомичке, всего лишь год, — и ты поступаешь; начальство гарантирует, ослы очень нужны. Ну, подумаешь, одним бюджетным местом больше и еще один тупой врач будет не в силах запомнить норму сахара в крови и лейкоцитов в моче. Подумаешь! Зато год он будет вкалывать на систему за зарплату, на которую можно купить только одни приличные трусы. Потом, скорее всего, этот же осел все оставшиеся шесть лет будет торчать в анатомичке. Почему? Привычка — раз. Тусовка с заведующим — два. А через него — выход на преподавателей. Авось пощадят на экзаменах!