Рабочая гипотеза - [16]

Выйдя из вивария, Леонид говорит:

– Надо предупредить Исаеву.

– А как же! – отвечает Лиза и шагает не к дверям института, а к воротам. – Пойдем, пойдем! Неужели ты думаешь, что Исаеву следует искать в лаборатории, когда в магазине напротив хвостятся за венгерскими платьями?

Леонид не очень-то удивлен, увидев Исаеву и впрямь в магазине: лодырей пришлось повидать в жизни всяких.

Исаева смущена, а Лиза подливает жару в огонь:

– Прошу нас благодарить. Шаровский обнаружил в виварии неиспользованных мышек, мы приняли грех на себя и срочно их облучили.

– Спасибо… – говорит Исаева, а Елизавета поворачивается к ней спиной.

– Громов, ходу… И не терзай себя сомнениями. Спи спокойно, мой сын, ты совершил благородный поступок: средства, ассигнованные на науку, пойдут на нее.

– Так-то так… – Громов не очень уверен. – Но ведь можно было заставить эту фефелу мышей облучить.

– А дальше? Она уже пять лет сотрудник – и ни единой законченной темы. А уволить – никак! Собственного желания не проявляет, хоть и намекали, а уволить иначе трудно. Мы мастера говорить и писать: «Очищать науку от неспособных!» Однако пойди очисть. Была переаттестация – самое вроде время. Но не тут-то было: у нее оказалась справка о беременности. Ну, пожалели… А ребенок и не родился, отнюдь нет! Люди, Леня, умеют устраиваться.

Леонид мучился несколько дней, потом все же сказал Шаровскому об этих мышах. Тот нахмурился, затем, подумав, изрек:

– Я введу правило: всякий, кто без причины не ставит вовремя опыта, животных лишается. Однако, Леонид Николаевич, в дальнейшем прошу действовать только через меня. Не перенимайте у своей партнерши партизанских замашек.

Позже Леонид выслушал от Лизы несколько дерзостей, подождал, когда она успокоится, и спросил:

– Как думаешь, будет он давать мышей на «яды»?

– Ты, право, ребенок. Конечно, будет! Ему на наши яды плевать с высокой горы, но нужно же чем-то перекрывать бездействие Исаевой и иже с нею? В конце отчетного года он, если потребуется, сунет нашу тему в план, а нет – все лишняя продукция для лаборатории.

ГЛАВА ШЕСТАЯ

Леонид курил в коридорчике возле библиотеки и вдруг услышал:

– Кажется, товарищ Громов? Вы меня помните? Бельский.

– Очень рад.

Бельский стоял рядом, на Леонида не смотрел, но то, что он говорил, относилось к Громову:

– В вашей диссертации мне понравилась одна мысль… – Далее излагалась суть рабочей гипотезы Леонида: толчок приспособительных возможностей, мобилизация внутренних защитных сил организма как возможный способ борьбы с повреждениями, вызываемыми лучами. Кончил он так: – Вы не пробовали сопоставить это с положениями Раисы Петровны Мельковой? Не тут ли лежит путь к общей теории вашей науки?

Бельского Громов, конечно, помнил, вместе учились. Многие считали: Вельский – большой талант. В двадцать три года защитил диссертацию! Однако сейчас Вельский Леониду совсем не понравился: этакий пижон со слащавым лицом, лиховскими кудрями и блудливым взглядом. Ходит и сеет идеи… Впрочем, чтоб быть справедливым, Леонид говорит себе: мальчик – Бельский производит впечатление мальчика – и в самом деле умен, и единственная его беда – отсутствие должной школы. Взять хотя бы последнюю нашумевшую его работу, за которую Бельского аж в идеализме ухитрились обвинить. Когда это случилось, Леонид любопытства ради работу прочел. Никакого идеализма там не было – рецензент, видимо, не очень-то разбирался, однако материализм этого юнца примитивен, на уровне стихийных воззрений прошлого века. И сейчас Вельский насчет общей теории перегнув, но подсказал дельную вещь: какие-то интересные параллели в статьях Раисы поискать можно.

В обеденный перерыв нередки посещения посторонних. Обычно это друзья Лизы, но вот – Леонид удивлен – является посетитель к нему. Во всяком случае, так было сказано.

Это опять же Виталий Бельский. Котова встретила его весьма нелюбезно:

– Вы, видимо, ошиблись комнатою? Вот дверь…

Бельский улыбается примиряюще:

– Извините, я к Леониду Николаевичу. И, собственно, все с тем же. Провели вы сопоставление своей мысли с данными Мельковой? Елизавета Михайловна, в диссертации Леонида Николаевича есть ценная мысль.

Но Елизавета Михайловна вовсе не собирается его слушать; со стулом в руках обходит она вокруг стола и усаживается к гостю спиной. Бельский тоже передвигает свой стул: он не сдается. Теперь он сидит посреди комнаты, смотрит на Лизу, а говорит, обращаясь к Леониду:

– Мысль прямо-таки выдающаяся…

Громов морщится: заладил, как попугай!

– Боюсь, что эта самая мысль лишь синтез чего-то прочитанного и услышанного.

– Такой синтез зовется открытием. Давно, товарищ Громов, прошли времена, когда научный компот хлебали большими ложками и чуть ли не каждый раз зачерпывали новые ягоды. В наши дни все ягоды известны, все мысли передуманы, и счастлив тот, кто, вынув две ягодки, сумеет в их совокупности почувствовать новый привкус.

Леонид потерял интерес к разговору. Какого лешего! Слова Бельского – сплошная рисовка. Между этим пижоном и Лизой что-то стряслось; он же будет спорить, опровергая чушь, которую преподносят ему для затравки. Но все же Леонид возражает: