Раба до скончания времен - [6]

– Тогда встретимся завтра. Допустим, после девяти. На этом же месте.

– И завтра не могу, ковбой. У нас ужин при свечах.

– Где?

– В пещере с подземным озером.

– Далеко отсюда?

– Вверх по Барсову ущелью… Постой, постой! Тебе-то какое дело?

– Можно присоединиться к вашей компании?

– Ты с ума сошел, что ли? – Она передернула плечами. – Туда по ночам даже Родриго путь закрыт. Занимайся своими кинокамерами, "дигами" и прочей мишурой. Обо мне же до Москвы забудь.

– А если заявлюсь без приглашения?

– Во-первых, тебя подстрелят у пещеры, как сурка. Во-вторых, в качестве кого ты собираешься явиться?

– Я люблю тебя, Жанна, – сказал я как можно убедительней.

Что-то хищное появилось в ее лице. Смахнув листик с носа, она сказала совсем другим голосом, грубым и деревянным:

– Слушай, ты, китайский болван! Да, мы с тобою немного потрахались, ну и что с того? Это моя, уразумей, моя прихоть – не более! Катись к едрене фене, пока тут тебе рога не посшибали. Уяснил?

Я отшатнулся от Жанны, как если б увидал перед собой упавший оголенный провод под током высокого напряжения.

За обедом я попросил Родриго устроить нам экскурсию к подземному озеру. Тот вежливо отказался, поскольку все там уже побывали в прошлые приезды. Выручил меня Додик, взявшись проводить меня к пещере.

Глубокой ночью я ворочался в кровати на застекленной веранде, смотрел на неправдоподобно яркие звезды и размышлял о событиях последнего времени. Почему так круто изменилось течение моей судьбы? Почему сама возможность излечения моего несчастного брата обставлена по воле небес такими прихотливыми обстоятельствами, в которых я запутался с первых же шагов? Почему я так легко попался в сети обольстительницы Жанны, получив в награду оплеуху в виде "китайского болвана"? И поделом мне, если быть честным с самим собой. Умоляешь Эрика Яковлевича спасти брата, берешься выполнить его деликатное поручение – а поступаешь, не устояв перед чарами его жены, как заурядный негодяишко… Что же теперь предпринять?

И тут меня осенило. Завтра после обеда наших мужчин и гримершу отвезут на образцово-показательную свадьбу. Я с ними не поеду, притворюсь очумевшим от солнечного удара. Сам же опять проникну к подземному озеру, залезу в отшельническую нишу и стану ждать загадочного ужина при свечах. Если Жанна меня не обманула.

От влажной духоты, тепла и непроницаемой тьмы я сперва задремал в нише, а потом и заснул. Разбудил меня шум внизу. Я осторожно выглянул из своего укрытия. Метрах в семи от меня, в свете множества факелов и свечей явилась такая картина: на камнях у самой кромки воды теперь располагался деревянный помост, застеленный коврами. Полукругом у помоста – тоже на коврах – возлежали на атласных подушках братья Каскыровы в шелковых халатах и тюбетейках. Каждый из них курил длиннющую сигарету, полузакрыв глаза. И только величественный Сулейман – тоже в халате – сидел на кушетке, обитой малиновым бархатом, уставясь неподвижным взором на помост.

Чуть в стороне слуги жарили шашлык, раскладывали на блюда рыбу, дичь, фрукты, открывали бутылки с вином.

А где же наши красотки? Тут я заметил у противоположной стены пещеры легкую ширму и занавесь с изображением павлина. Вот занавесь заколыхалась, чуть сдвинулась влево – и показались все четыре актрисы в восточных одеяньях: полупрозрачные невесомые шаровары, крохотные лифы из тафты, слегка закрывающие груди, легкокрылые накидочки, тюрбаны с павлиньими перьями.

Я извлек из кармана кинокамеру, навел резкость, начал снимать. Заиграли невидимые музыканты. Жанна, Стелла, Нонна и Карина вспрыгнули на помост, закружились в танце. Впрочем, то был скорее не танец, а множество любострастных телодвижений, обворожительных в своей наивности и раскрепощенности.

Тем временем слуги расставили блюда на коврах перед помостом и по знаку Сулеймана удалились по лестнице к выходу.

Когда танец кончился, приступили к пиршеству. Танцовщицы пили и курили наравне с их благодетелями, и запах анаши давно уже витал в пещере. Прошлым летом, на практике в ЛТП, я наблюдал неоднократно компании анашистов: накурившись, они становятся неестественно веселыми, дико хохочут, указывая друг на дружку пальцами, выкрикивают несвязные слова. Нечто подобное творилось и теперь, добавились лишь сценки сугубо фривольные. Актрисульки перепархивали из объятий одного брата к другому, услаждая их тела игривыми поцелуями. Однако до откровенных непристойностей не доходило.

Но вот опять заиграла музыка, и длинноволосая Стелла вспрыгнула на помост. Она занялась стриптизом. Я знал о нем понаслышке, теперь же созерцал воочию. Не скажу, что стриптиз так уж и подействовал на меня, а вот братья неистовствовали: они тоже принялись срывать с себя облаченье и бить ладонями по коврам в такт мелодии.

Когда последняя часть туалета Стеллы – узенькие голубые трусики – были отброшены небрежно в сторону, на камешки, трое братьев, уже обнаженных, поставили на помост инкрустированный перламутром круглый низенький стол, накрытый пушистым ковром. Стелла грациозно возлегла на ковер, потянулась, как кошка, затем встала на четвереньки – и тут же стала добычей одного из братьев…