Раб своей жажды - [37]

Должен сознаться, однако, что несколько недель я занимался этим без особого вдохновения. Моя дорогая женушка приболела, добавьте к этому домашнему кризису нагрузки на любого управляющего театром перед открытием сезона, и, думаю, провал моих литературных потуг можно извинить. Сезон у нас должен был открыться 14-го, и по мере приближения этого дня часы мои все меньше и меньше мне принадлежали. Наконец, наступило 14-е число, и, как часто бывает в эпицентре бури, я с удивлением почувствовал вокруг себя внезапную тишь. Я сидел у себя в кабинете, зная, что сделал все что мог, и в то же время задаваясь вопросом, хватит ли этого. Но я мог только ждать и надеяться на лучшее. Тогда-то и передали мне визитную карточку некоего доктора Элиота.

Я взглянул на визитку. Имя на ней мне ничего не говорило. Но я пребывал в таком расположении духа, что приветствовал любой предлог отвлечься, и потому попросил пропустить доктора Элиота. Он, видимо, ждал за дверью, ибо сразу вошел, словно по срочному делу. В облике его проступала решимость и в то же время спокойствие. Воистину, он казался абсолютно непроницаемым, что весьма примечательно в столь молодом человеке, поскольку ему было не больше тридцати, и все же я мог представить себе, какую власть он имеет над своими пациентами.

Он присел к моему столу и взглянул мне прямо в лицо, будто стараясь проникнуть вглубь моих мыслей.

— У вас тут есть такая актриса… мисс Люси Рутвен, — резко сказал он.

Я признал этот факт:

— Она должна играть в постановке «Фауста» сегодня вечером.

— Крупную роль?

— Нет, но и не малую. Она очень молода, доктор Элиот. И очень хорошо играет, так что заслужила эту роль.

Он лукаво прищурился:

— Так вы восхищены ее талантом?

— О, да! — согласился я. — Замечательная актриса!

Я запнулся и вдруг покраснел, подумав, что мой энтузиазм можно истолковать превратно, но доктор Элиот не заметил моего смущения.

— Мне надо с ней поговорить, — сообщил он. — Сейчас ее в театре, видимо, нет?

— Нет, — ответил я. — До четырех она не появится. Впрочем, если хотите оставить ей записку, я проведу вас к ней в гримерную.

Элиот склонил голову:

— Было бы весьма любезно с вашей стороны

Он поднялся и последовал за мной по лестницам и узким коридорам театра.

— Пришлось потрудиться, чтобы найти мисс Рутвен, — заметил он. — Мне сообщили, что юридически она подопечная сэра Джорджа Моуберли. Однако выяснилось, что она у него вроде как не проживает.

— Не проживает, — согласился я. — Но поймите, она стала подопечной сэра Джорджа после печальной кончины ее брата. Вы, может быть, слышали об убийстве этого бедного джентльмена?

— Да-да! — торопливо закивал Элиот, словно не желая обсуждать эту тему. — Но разве не странно, что мисс Рутвен сейчас не живет у сэра Джорджа? Сколько ей лет?

— Полагаю, всего восемнадцать.

— Тогда вы правы, действительно молоденькая… Я навестил семью Моуберли вчера вечером. И мне показалось, что при упоминании о мисс Рутвен леди Моуберли как-то похолодела… Боюсь, между ними возникла какая-то неприязнь.

Это было сказано с вопрошающей интонацией в голосе, и я кивнул в ответ:

— Думаю, вы правы… Вероятно, леди Моуберли не одобряет намерения мисс Рутвен выступать на сцене.

— Признаюсь, я и сам был слегка удивлен. Видите ли, я хорошо знал ее брата. Они из очень хорошей семьи.

— Да, — нахмурился я, — и поэтому она играет здесь, в «Лицеуме», где мистер Ирвинг столько сделал для поднятия престижа актерской профессии.

— Прошу вас, — торопливо заговорил он, — не сочтите за оскорбление, но признайте, мистер Стокер, редко у девушек ее происхождения возникает желание играть на сцене.

— Не уверен, доктор Элиот. Хотят многие. Немногие отваживаются осуществить такое желание.

Он поразмыслил над сказанным.

— Да, — промолвил он наконец. — Возможно, вы правы.

— Доктор Элиот, мисс Рутвен — девушка с крепким характером и большой целеустремленностью. У нее, если можно так выразиться, мужской ум, но сердце и природная чистота женщины. Она украшает сцену, как украсит имя своего рода. Не бойтесь за нее, доктор Элиот. Она — личность замечательная во всех отношениях.

Элиот медленно покивал головой. Я вновь покраснел, поперхнулся и заторопился дальше по коридору. Элиот молча шел за мной до самых гримерных.

— Вот мы и пришли, — заключил я, доставая из кармана ключи. И тут заметил, что дверь в комнату мисс Рутвен слегка приоткрыта.

— Вам повезло, — повернулся я к Элиоту. — Она уже пришла.

— Странно, — удивился он, — что она сидит в темноте.

И он оказался совершенно прав — в комнате действительно было темно. Почему-то мы оба несколько замешкались у двери. Меня охватило какое-то странное предчувствие, чего — не могу сказать… Не страх, а какая-то, вроде, неуверенность, и, переговорив позднее со своим спутником, я узнал, что и он испытал нечто подобное. Я заметил, что его впалые щеки слегка вспыхнули. Он взглянул на меня и слегка нажал на дверь.

— Люси! — позвал он, тихо стучась. — Люси!

Медленно он распахнул дверь, и я вслед за ним вошел в гримерную.

Элиот потянулся к лампе, чиркнула спичка, и комната озарилась мягким оранжевым светом. Высоко подняв лампу, Элиот всмотрелся во что-то позади меня. Лицо его потемнело. Я обернулся и отшатнулся, ибо там, в кресле, возлежал какой-то мужчина.