Пылающий мир - [128]

Я смотрю на второго пилота. Он стар. Старше, чем должен быть для этой работы. Должно быть, выбор пал на него по чрезвычайным обстоятельствам.

— Разбуди его.

Пилот тянется через приборную панель и толкает локоть второго пилота.

— Эй.

Второй пилот не двигается.

— Эй. Даг.

Пилот трясёт его за плечо, и второй пилот дёргает руками, хватает первого за руку, отрывает её, брызжет кровь, раздаётся крик, затем второй пилот оказывается на первом, самолёт летит вниз, а я лечу вперёд.

В ушах звенит. Я чувствую тряску. Я чувствую, как зубы пронзают мою голень, но вместо крика из меня вырывается отвратительный смех.

Сегодня! Это был сегодняшний день! Это был старик по имени Даг!

Раздаётся приглушённый выстрел, и второй пилот замирает. Моя помощница отталкивает его от меня и направляет пистолет на пилота.

— Приземляйся.

Пилот смотрит на свою руку, истекающую кровью. Он качает головой с усталостью, которая граничит с облегчением.

— Пожалуйста, — говорит моя помощница. — У вас ещё есть время!

Он делает долгий выдох. Садится в кресло и тянет на себя штурвал. Я встаю на ноги. Вижу вдали на горизонте небоскрёбы, город, может быть, это даже наш пункт назначения, и осознаю, что надеюсь и верю в то, что мы можем сделать его…

Боль пульсирует в ноге.

По венам ползут чёрные черви.

Напоминание. Меня не беспокоит то, что происходит дальше. Я стою вне круга, пока Живые обсуждают планы на будущее. Они стоят вплотную друг к другу, плечом к плечу, и их вердикт громкий и ясный: Ты загостился. Ты не приглашён завтра.

Я слышу вдалеке громкие голоса. Вижу город, плывущий, как остров в океане тёмных деревьев. Затем всё, что я вижу, — это деревья, которые заполняют каждое окно.

Грохот. Боль. Теперь я свободно лечу, мне не нужен самолёт. Я взмываю в воздух вместе с осколками разбитых окон и оказываюсь под водой. Не по желанию, а инстинктивно я отталкиваюсь, выплываю на поверхность и заставляю себя дышать. Я отталкиваюсь, пока ноги не достают до земли, и встаю.

Я в лесу. Стою в реке, тихий шум которой является единственным звуком. Небо чистое и полно звёзд, чей свет не перебивают человеческие огни. Интересно, это лес Мёртвых? Наверное, когда они уходят от костра Живых, они идут сюда. Я всегда задавался вопросом, что они видят, пока бродят между развалинами. Неужели это? Деревья вместо зданий, ягоды и мёд вместо кричащего мяса? Я проведу свою вторую жизнь здесь, блуждая между тихих деревьев?

— Итак, вот оно, — говорит она.

Я вылетел прямо через окно. А она нет. Неважно. Я чувствую, как черви пробираются вверх по моим ногам в пах. Короткая агония и онемение.

Я сажусь рядом с ней.

— Заражён? — спрашивает она. Киваю.

— Кажется, я тоже заражусь.

Почему я прячусь? Почему это всегда драка или полёт? Почему я выбрал этот адский мир зверей, когда имел честь быть человеком?

— Хватит пуль для нас? — спрашивает она. Киваю.

Звёзды прекрасны, но я не отрываю взгляда от грязи.

— Роза.

Даже в своем угасающем состоянии она изображает удивление, услышав звук своего имени.

— Что?

— Прости, Роза.

Она смотрит на меня искоса со смесью недоверия и непонимания.

— Ты извиняешься? — она кашляет кровью. Кровь подходит к её платью. — За что?

Черви проникают в мой живот, и нервы темнеют. Тошнота, наконец, исчезает вместе со всем остальным. Я исчезаю.

— За твою жизнь. За мою. За всё, — я разрешаю течь слезам. Мне нужно, чтобы они вытекли прежде, чем тоже исчезнут. — Я не могу придумать ничего, о чём бы не сожалел.

Роза смотрит на меня, смотрит, как мои глаза наполняются слезами. Затем плюёт кровью мне в лицо.

— Да пошёл ты, Атвист. Вали со своей предсмертной исповедью. Думаешь, всю жизнь можешь быть монстром, брать всё, что захочешь, а потом стереть свой долг на выходе? Пошёл ты.

Черви заползают мне в грудь, но, кажется, избегают сердца, придерживают его, чтобы я мог всё прочувствовать. Я смотрю на пистолет в своей руке.

— Что, если я не уйду? Что, если я останусь подольше и смогу оплатить его? Она смеётся сквозь рваный кашель.

— Оплатить? Если ты останешься, то увеличишь его вдвое.

— А что, если как-нибудь…

— Никак. Чума превращает хороших людей в монстров. Представляю, что она сделает с тобой.

Кажется, теперь черви где-то в моём горле. В лёгких. Желание дышать исчезает.

— Послушай меня, — говорит Роза. Её ледяные голубые глаза фиксируются на моих, вырывая меня из отчаянных фантазий. — Ты выстрелишь в меня, а потом в себя. Сейчас же.

Пистолет дрожит в моей руке.

Роза смотрит на меня не просто с отвращением — с разочарованием. С ненавистью к моим неуместным надеждам.

— Ты всегда был так уверен, что тебя никто не полюбит, — она берёт мою руку и приставляет пистолет к своему лбу. — Что ж, наконец, ты хоть в чём-то прав, — она нажимает мой палец на спусковом крючке.

Теперь я готов. О, Господи, я готов. Я поднимаю окровавленный пистолет, подчиняясь её последнему желанию, но, следуя примитивным инстинктам выживания, черви проникают в мою руку, и она коченеет. Пистолет падает мне на бедро.

Я почти исчез. Я — это сердце и голова, плавающие в пространстве, окружённом холодными звёздами. И когда моё сердце делает свой окончательный безумный удар и исчезает, я слышу свои мысли, будто громкий голос отделяется от разлагающегося разума, чтобы дать последнюю команду: