* * *
Гамак слегка раскачивался между двумя мастиковыми деревьями, растущими за домом. Они были такими высокими, что их вершины наклонялись от ветра, в то время как внизу было тихо. Зевая, Ти положила книгу на колени. Дедушка спит, воскресный послеобеденный сон; весь мир, кажется, погрузился в дрему.
Она очнулась. По дорожке за клумбами роз быстро шел Клайд, покачивая бамбуковой птичьей клеткой.
– Что там у тебя? – крикнула Ти.
– Попугай, – крикнул он в ответ.
– Я хочу посмотреть!
Он поставил клетку перед гамаком. В ней сидел огромный попугай, фута два ростом, королевская птица с перьями цвета аметиста и изумруда.
– Цицерон, – гордо сказал Клайд. – Императорский попугай.
– Где ты его нашел?
– Поймал утром. Между прочим, это было непросто.
– А что ты собираешься с ним делать?
– У меня есть покупатель. Матрос с итальянского корабля. Он как раз приплывает в этом месяце. Я пообещал ему такого, когда он был здесь в последний раз.
Птица приподняла крылья, но поскольку в клетке было мало места, чтобы расправить их, покорно их сложила и забылась в терпеливом ожидании. Но круглые, настороженные и любопытные глаза смотрели на Ти, словно отвечая на ее внимание. Ей стало жалко попугая.
– Какой спокойный… – заметила она.
– Еще не привык к клетке. Он напуган.
– Он ужасно грустный, правда?
– Возможно, мисс Ти.
– Они так быстро летают – так любят летать!.. Дедушка говорит, что они живут до шестидесяти лет.
– Так оно и есть. Этот попугай молодой. Года два, не больше.
– Значит… оставшиеся пятьдесят восемь ему придется провести в тюрьме!
Клайд посмотрел на попугая, потом перевел взгляд куда-то вдаль.
– Сколько тебе пообещал заплатить этот моряк?
– Он точно не сказал, думаю, что много.
– Сколько бы он ни дал, я дам больше.
– Вам… вам нужен этот попугай?
– Да. Я хочу купить его и выпустить на волю. Клайд не знал, на что решиться:
– Если вам так хочется, я выпущу его сейчас, прямо здесь. Мне не нужны деньги.
– Нет, я заплачу. А то получится несправедливо. А попугая мы должны выпустить не здесь, а там, где его дом.
– Он найдет дорогу домой. Это высоко на склоне Морн Блю.
– Я хочу посмотреть, где они гнездятся.
– Их гнезда очень высоко, на старых пальмах. Посмотрите на его крепкий клюв – он может выдолбить себе дупло за пару минут.
– Я знаю, но все равно хочу посмотреть.
– Подъем туда очень трудный, – с неохотой сказал Клайд.
– Ты не хочешь идти? Тогда я пойду одна. Дай мне клетку.
– Мисс Ти, вы не сможете взобраться туда одна. Вы заблудитесь или упадете.
– Тогда иди со мной.
Сначала дорога шла через банановые плантации, потом постепенно стала подниматься вверх. Теперь они шли среди пальм и папоротников, напоминающих зеленые зонты. Вскоре растения совсем закрыли свет, и они двигались в сгущающемся сумраке, как по дну океана. Ти карабкалась, спотыкаясь, Клайд легко шагал впереди, покачивая клеткой.
– Мне нужно передохнуть, – крикнула она.
Он ждал, пока она переведет дух, прислонясь к дереву.
– Вы знаете, что это за дерево, мисс Ти? Его называют свечным деревом, потому что из его веток получаются хорошие факелы для ночной рыбной ловли.
– Дедушка говорит, что ты великолепный рыбак.
– Я просто люблю рыбачить. Я люблю море.
– Тебе многое нравится. Мне бы хотелось знать столько, сколько знаешь ты, особенно об этой земле, где мы живем.
– Я действительно знаю эту гору, как свои пять пальцев. Я многое могу вам показать! Могу поспорить: вы никогда не видели пресное озеро в кратере вулкана. А я видел.
– Я – нет.
– Неподалеку отсюда есть еще пруд, вам, правда, будет трудно туда добраться. В нем живут слепые рыбы. Этот пруд находится в пещере, я ходил туда со своим учителем. На поверхности воды – похожая на лед пленка, но это не лед, а известь, которая осыпается с потолка пещеры. Мой учитель был в Канаде и поэтому знает про это. Если прорвать эту пленку, под ней можно увидеть рыб. Их сотни. Они слепые, потому что Там темно, хоть глаз выколи, а они живут в этой темноте уже многие поколения. Если вы отдохнули, пойдемте.
Через несколько минут они почувствовали, что находятся на большой высоте. В воздухе струилась прохлада, земля была сырой, а скалы вокруг покрывал мох.
– Выше этого места сахарный тростник уже не растет, – отметил Клайд. – А если и растет, то – дикий.
– Сахарный тростник, так высоко?
– Да. Во времена рабства он рос на всех островах и покрывал склоны гор до середины. А сейчас на месте тех плантаций трава и джунгли, иногда на всем острове. Такие маленькие острова, как Галатея и Пирамид, теперь просто пастбища.
– Какая это мерзкая вещь! – воскликнула Ти.
– Что мерзкое?
– Рабство, конечно! Владеть другим человеком! Когда я даже не могу видеть попугая в клетке!
– У вас доброе сердце, мисс Ти. Но разве вы не знаете, что даже сегодня есть люди, которые бы и пальцем не пошевелили, чтобы отменить рабство, существуй оно сейчас?
– Я не верю! Таких людей нет! Ты встречался с такими?
– Встречался, – Клайд усмехнулся. – Но об этом нет смысла говорить.
Его слова отрезвили ее. Ее как будто отругали, но этот выговор исходил не от него, а от нее самой. С ее стороны было бестактно заводить разговор о рабстве, напоминать ему о его ужасном прошлом! Ти поняла, что прошлое может быть постыдной тайной, которую человек стыдится и которая прилипла к нему, как колючка, и причиняет боль.
