Пылающая комната - [27]

— Почему ты так думаешь? — Крис жадно смотрел на Бобби, как будто он мог принести ему Стэна на блюдечке.

— А ты подумай сам. Ты говоришь, что ему скучно с тобой. Но он продолжает приходить. Если ты думаешь, а здесь, я уверен, что ты прав, что ему плевать на твои деньги и славу, то зачем он ходит? Может, он вовсе и не так плохо относится к тебе, как ты думаешь.

— Ты правду говоришь? — пролепетал Крис, у которого даже пот на висках выступил от возбуждения.

— Я говорю, сам подумай. Стал бы он с тобой таскаться, если бы ты ему не нравился.

— А почему он тогда ничего не говорит мне? Он, что, не видит, что я по нему с ума схожу?

— Может и не видит. — пожал плечами Бобби.

Крис отвернулся и, глядя в окно, переваривал информацию.

— Ладно, — сказал он, — давай к Джимми. Может, удастся поработать, а то он меня скоро сожрет. Я ведь вообще ничего делать не могу.

Бобби улыбнулся и начал разворачивать машину.

Ночью Крис Харди встал и, как был голый, подошел к огромному панорамному окну в спальне. Он измучился от невозможности заснуть, простыни казались ему слишком горячими от его пылающего тела, он задыхался. Сегодня он действительно поехал к Джимми, гитарист очень обрадовался и Крис, сделав над собой титаническое усилие, смог выдавить из себя какую-то имитацию деятельности. Впрочем, Джимми было достаточно и этого. Потом они поехали в «Клетку», выпили, потанцевали, Джимми снял прелестную белокурую девушку с карими глазами и черными, как сажа, ресницами. А Крис так и не смог заставить себя последовать его примеру. Теперь он жалел об этом. Он стоял и смотрел на огромный сверкающий город, расстилавшийся у его ног. Он уже покорил его, но теперь это казалось совсем не важным. Где-то в этом городе был Стэнфорд Марлоу. Он спал, читал или занимался любовью, но что бы он не делал, он делал это без Криса. И Крис не знал, на что сейчас смотрят его светлые колдовские глаза, чего касаются тонкие пальцы, он был непричастен к его жизни, он никак не участвовал в ней, и осознание этого резало Криса, как нож.

Крис стоял у окна, бездумно глядя на россыпь красных, золотых огней, его губы шевелились, он твердил про себя имя Стэна, называл его какими-то неловкими ласковыми словами, представлял себе, что он сможет коснуться его, поцеловать, прижать к себе, от этого у него голова начинала идти кругом, ноги слабели, и наконец, уже не выдерживая этого жуткого огня во всем теле, он опустился на колени и мастурбировал, пока оргазм не взорвал его тело изнутри, как бомба. Крис прислонился лбом к стеклу, по его щекам, впервые с пятилетнего возраста, покатились теплые ручейки слез. Он плакал беззвучно, плечи его тряслись, отчаяние было таким глубоким, что он готов был умереть. Но слезы кончились, он оттер рукой лицо и пошел в постель. Измученный до предела, он заснул сразу, но отчаяние преследовало его и во сне.

Дневник Стэнфорда Марлоу

20 мая 2001

Крис ждал, как обычно, у обсерватории. После нашей последней встречи я с трудом убедил себя, что все идет, как надо и ничего особенного не происходит. Я просто выбросил из памяти досадный инцидент в клубном туалете и успокоился. Когда я сел рядом с ним на заднее сидение, я вновь со всей отчетливостью ощутил, что случись в тот раз даже что-нибудь более неприятное и неожиданное, я бы все равно не отказался от встречи с Харди. Я сам себе не мог объяснить, что именно вынуждает меня продолжать делать то, что я делаю, точнее, я не хотел себе этого объяснять, как человек, стоя на краю пропасти, не хочет опустить глаза.

— Я, знаешь, что подумал, ты ведь художник, — заговорил он, когда мы проехали несколько минут в полном молчании, — ну, я тебе покажу такое место, квартира-музей, это посмотреть стоит.

— А чей? — поинтересовался я.

— Моего друга, Люка, у него кличка «непризнанный гений». Но он не дурак, так, кризанутый слегка.

— Ты хочешь, чтобы я с ним познакомился? — спросил я, не особенно вдохновляясь перспективой общения с непризнанным гением.

— Да, нет, он сейчас в Алжире, на фестивале альтернативщиков, он фильм сделал, я его не видел, но он уверял, что это то, что надо.

— Он художник или режиссер?

— Ни то, ни се, он за все хватается, я ему говорил, что надо что-то выбрать, а то так и будешь в дерьме сидеть. Но он уперся, ни с места.

Мы проехали центр и свернули на набережную. Смеркалось, и шел дождь. Разводы фонарей на реке колыхались желто-оранжевыми зигзагами. Крис попросил Бобби тормознуть и выпустить нас. Дальше мы пошли пешком, у меня зонта не было, а Крис, похоже, просто не помнил о существовании такого предмета. Шли мы довольно быстро, потом свернули за угол, улица сияла и переливалась огнями, мы двигались прямо по направлению к высокому, напоминавшему небоскреб дому, казалось, состоявшему целиком из стекла. Четырнадцатый этаж с одной единственной дверью, почему-то железной. Крис достал из кармана куртки ключи, поковырял в замке, а затем попросил меня подержать повернутую против часовой стрелки ручку. Вероятно, именно так выглядят взломщики, покушающиеся на собственность добропорядочных граждан. Наконец дверь была побеждена, и мы оказались в весьма необычного вида помещении. Это было огромное пространство, беспорядочно разделенное скошенными арками. Создавалось впечатление хаотического лабиринта. Мы бродили по нему и я, как зачарованный, смотрел на картины и фотографии, на странные скульптуры-артефакты, порожденные жутким больным воображением, на стены расписанные в духе сюрреализма, пока наконец не вышли из него и не остановились перед дверью, по видимости, ведшей в ванную комнату. Направо от нее находилось некое подобие гостиной с расставленными, как попало, оттоманками. В гостиной настенной росписи не было, все было закрашено черным, но было там нечто, что поражало больше, чем все, увиденное ранее. Огромных размеров картина, обнаженная женщина с лемуром на руках, которого она как ребенка прижимала к груди. Я встал перед ней, как вкопанный, можно было говорить все, что угодно об изъянах техники, но отказать ее автору в настоящем таланте было нельзя.