Пылая страстью к Даме - [38]

Ботинок узкий отыскать я

Пытался – но, увы, не смог:

Вы ножку спрятали под платье —

О, женственности скрытый бог!

Была в твоих речах бравура,

И, побеждая без конца,

Прелестным ротиком Амура

Пригубливала ты сердца.

Ту улицу, где, без сомненья,

Ковчегу место бы нашли,

Предвидя ангела явленье,

В честь патриарха нарекли.

О, кабачок любви! Не прочь я

Представить в красках кубок тот,

Что осушил июньской ночью

В тот, восемьдесят пятый год.

Перевод М. Квятковской

Душа

Как шли изгнанники в опалу,

Я с твоего сошел крыльца;

Но тех, кого любовь связала,

Она связала до конца.

Вдали от губ моих, в постели,

Ты думаешь, что ты одна,

Но я с тобой на самом деле,

Мы вместе ждем прихода сна.

В толпе я для идущих рядом

Лишь одинокий господин

С отсутствующим, грустным взглядом,

Но я гуляю не один.

Как нити тонкие вязанья,

Две наши жизни сплетены,

Одни глаза, одно сознанье

Нам на двоих с тобой даны.

Я у тебя прошу совета

По сотне раз в теченье дня,

Я знаю – да, я верю в это —

Ты всюду смотришь на меня.

Мне смех твой слышен, и воочию

Огромных глаз я вижу взор,

Когда, один оставшись ночью,

Веду с тобою разговор.

Я вспоминаю беспрестанно,

Что это лишь игра ума,

Но есть в ней правда, как ни странно,

Подумай, милая, сама.

Мы были счастливы сначала,

И ты мне только словом «да»

На все желанья отвечала,

И с поцелуем мне тогда

Не подарила разве душу?

Растаял поцелуй, мадам,

И я покой ваш не нарушу,

Но душу не верну я вам.

Перевод И. Кузнецовой

«Было глупое сердце закрытым сосудом…»

Было глупое сердце закрытым сосудом,

Где напиток любви дремлет в темном стекле,

Но приблизились вы, и нечаянным чудом

Показался мне ваш поцелуй на челе.

И почувствовал я, как в чудесном крещенье

Мой мятущийся взор обретает покой.

День в саду угасал, и в вечернем свеченье

Пела птица, как будто целуя левкой.

Словно Мать, вы несли облегченье недугу,

Проливая на раны бальзам в тишине,

Но я поднял глаза и увидел Подругу

В ваших ясных очах, обращенных ко мне.

Я упал вам на грудь, как герой недостойный,

Мне явилась любовь, я живу как во сне,

И желанье плывет, словно белый и стройный,

Зачарованный лебедь на чистой волне.

Перевод И. Кузнецовой

Втридорога

Я пойду в Сен-Поль на базар,

У меня отменный товар:

Пару глаз твоих лживых там

Я за сотню экю продам.

Десять ловких пальцев твоих

Распродам, как птиц полевых,

А коварный твой рот уйдет

За полсотни дублонов – влет!

Эти руки – сыщи нежней! —

Эти розы твоих ступней,

Грудь, колени – им всем одна

Двадцать тысяч франков цена.

На базар я отправлюсь – и

Там за ямочки все твои,

За морщинки – их слаще нет! —

Миллион попрошу монет.

А за вьющийся локон твой,

Локон солнечный, золотой,

И за губы твои в огне

Запрошу по тройной цене.

Кто накинет побольше, тот

Твою душу и плоть возьмет.

А приглянется сердце – что ж!

Дам в придачу его – за грош.

Перевод М. Яснова

Артюр Рембо (1854–1891)

Ощущение

В сапфире сумерек пойду я вдоль межи,

Ступая по траве подошвою босою.

Лицо исколют мне колосья спелой ржи,

И придорожный куст обдаст меня росою.

Не буду говорить и думать ни о чем —

Пусть бесконечная любовь владеет мною, —

И побреду, куда глаза глядят, путем

Природы – счастлив с ней, как с женщиной земною.

Перевод Б. Лившица

Офелия

I

На черной глади вод, где звезды спят беспечно,

Огромной лилией Офелия плывет,

Плывет, закутана фатою подвенечной.

В лесу далеком крик: олень замедлил ход…

По сумрачной реке уже тысячелетье

Плывет Офелия, подобная цветку;

В тысячелетие, безумной, не допеть ей

Свою невнятицу ночному ветерку.

Лобзая грудь ее, фатою прихотливо

Играет бриз, венком ей обрамляя лик.

Плакучая над ней рыдает молча ива,

К мечтательному лбу склоняется тростник.

Не раз пришлось пред ней кувшинкам расступиться.

Порою, разбудив уснувшую ольху,

Она вспугнет гнездо, где встрепенется птица.

Песнь золотых светил звенит над ней вверху.

II

Офелия, белей и лучезарней снега,

Ты юной умерла, унесена рекой:

Не потому ль, что ветр норвежских гор с разбега

О терпкой вольности шептаться стал с тобой?

Не потому ль, что он, взвевая каждый волос,

Нес в посвисте своем мечтаний дивных сев?

Что услыхала ты самой Природы голос

Во вздохах сумерек и жалобах дерев?

Что голоса морей, как смерти хрип победный,

Разбили грудь тебе, дитя? Что твой жених,

Тот бледный кавалер, тот сумасшедший бедный,

Апрельским утром сел, немой, у ног твоих?

Свобода! Небеса! Любовь! В огне такого

Виденья, хрупкая, ты таяла, как снег;

Оно безмерностью твое глушило слово —

И Бесконечность взор смутила твой навек.

III

И вот Поэт твердит, что ты при звездах ночью

Сбираешь свой букет в волнах, как в цветнике.

И что Офелию он увидал воочью

Огромной лилией, плывущей по реке.

Перевод Б. Лившица

Первый вечер

Она была почти раздета,

И, волю дав шальным ветвям,

Деревья в окна до рассвета

Стучались к нам, стучались к нам.

Она сидела в кресле, полу —

Обнажена, пока в тени

Дрожали, прикасаясь к полу,

Ее ступни, ее ступни.

А я бледнел, а я, ревнуя,

Следил, как поздний луч над ней

Порхал, подобно поцелую,

То губ касаясь, то грудей.

Я припадал к ее лодыжкам,

Она смеялась как на грех,

Но слишком томным был и слишком

Нескромным этот звонкий смех.

И, под рубашку спрятав ножку,

«Отстань!» – косилась на меня,

Притворным смехом понемножку

Поддразнивая и казня.

Я целовал ее ресницы,

Почуяв трепет на губах,