Пыль и пепел или рассказ из мира Между - [67]

— А вот, пан поручик… На том свете как оно будет? Родителей встречу? Я боюсь.

— Не знаю, сынок. Наверняка встретишь. Только хуже там уже наверняка не будет.

Не знаю, сколько это продолжалось, но, во всяком случае, прежде чем я совершенно выбился из сил, раздались выстрелы. Крики и бешеная канонада, потом разрывы гранат.

Перун заскочил лишь на секунду, чтобы схватить стоящий у стены автомат-штурмгевер.

— Сидите здесь и не высовывайтесь! Мы их задержим!

— Пан ротмистр! Я переведу вас!

Перун отрицательно покачал головой.

— И что, мне людей здесь оставлять? Вы чего?! Впрочем, я и так остаюсь.

— Да ради чего? Ваше место на той стороне.

— Мое место — здесь! Пока это место походит на преисподнюю, я не уступлю. Похоже, иначе я уже не могу.

Он выскочил наружу, в оглушительную какофонию выстрелов, взрывов и воплей.

Долго я не выдержал. Самое худшее, что можеь быть в подобной ситуации, это сидеть, как крыса в норе и ждать приговора.

Стрельба звучала как-то отчаянно. Поначалу бешеным стаккато, потом реже, а под конец были слышны лишь одиночные выстрелы.

Все более редкие.

Я огляделся по землянке в поисках какого-нибудь оружия и, в конце концов, его нашел. Немецкий автомат МР-40, неправильно называемый «шмайсером». Такие до сих пор я видел только в кино. Я схватил его, удивляясь тому, что тот такой длинный и неудобный, оттянул затвор, после чего осмотрел в поисках какого-нибудь предохранителя.

Осторожно приоткрыл стволом сбитые из досок двери и выглянул.

Всю территорию лагеря покрывали тела. Среди них поднимался туман и клубы дыма. Тела лежали повсюду, неподвижные и выкрученные, все гуще, чем ближе к землянке, ну у порога лежал самый настоящий вал трупов. На ступенях я обнаружил лишь согнутый дугой автомат ротмистра и его рогатывку с орлом.

Посреди плаца стояли Плакальщики. Тот громадный, спереди, как обычно затопленный в черноте капюшона, со спрятанными в рукавах ладонями. За ним — четверо остальных, с факелами.

Я поднял ствол автомата и дрожащим пальцем нащупал спусковой крючок. Достали меня, все-таки. Теперь уже от них не вывернуться.

Монах рванул ко мне размазанным, неожиданным движением, не успел я и мигнуть, и оперся грудью о конец ствола.

Я нажал на крючок, но, прежде чем выгнутый кусок стали выполнил полный ход, раздался треск. Вылет ствола покрылся пятнами ржавчины, которые поползли в мою сторону, словно лишай покрыли камеру замка и обойму; пятна ржавчины превратились в раковины, потом в дыры; оружие распалось на хлопья ржавчины и рассыпалось, становясь тем, чем было на самом деле. Горсткой окиси железа, рыжей пылью на моих ладонях. Прошлым. Старым следом на земле.

Конец.

Мне конец.

Он забрал Ка оружия, а сейчас отберет мое.

Монах повернулся к своим, что-то быстро и не слишком понятно произнес. На каком-то древнем языке, из которого я понял только «сам», «говорить» и «время». Я даже не сориентировался, был ли этот язык арабским арамейским, древнегреческим или каким-то латинским жаргоном. Я знал лишь то, что распознаю часть звуков.

Плакальщик слегка подтолкнул меня и вошел со мной в землянку, закрывая дверь.

Я уселся. Здесь было настолько тесно, что практически невозможно было стоять. Монах заполнил собой вход, запирая его словно черный камень. Мне сделалось душно, как тогда, в мешке дя трупов.

Плакальщик как-то протиснулся за стол и сбросил капюшон. Я же резко втянул воздух.

Выглядел он будто статуя, сложенная из маленьких кубиков покрытого трещинами старого гранита. Словно живая, очень древняя и покрытая эрозией скала.

— Феофаний… — прошептал я.

— Выходит, о Феофании ты слышал, — произнес тот скрежещущим и гулким, словно это со дна пещеры голосом. — Нет. Я не он. Я отец Ян. Изображал из себя католического монаха, но на самом деле моим братством является орден Терниев. Я его Великий Пресвитер. Уже много лет. Это означает, что я был ним, прежде чем умер. Я сделал все, как учил Феофаний, и остался здесь. Здесь, в чистилище! Для того, чтобы его стеречь. Так я хотел сделать, и так и сделал. Но… скажи мне, фальшивый спаситель, самозванец, похититель душ, что со мною сталось?! Во что я превращаюсь?!

Он вытянул в мою сторону потрескавшуюся гранитную ладонь. Он становился тем, чем чувствовал себя, и чем был по сути дела. Вот и все дела.

— Я не знаю, где находится книга, — сказал я. — Вся эта охота не имеет смысла. Только лишь недавно до меня дошло, какая книга вам нужна. Михал нашел ее, наверняка. Только не знаю, то он с ней сделал. Наверное, отдал своему настоятелю. Он был службистом.

— Неважно! — крикнул Плакальщик, с явным тоном истерии в голосе. — Настоятелю не отдавал. Неважно. Но скажи, что со мной творится? Я становлюсь демоном? А я — Пресвитер! Я страж чистилища! Не проклятый! Я из числа посвященных. Пережил собственную гнозу[18], и все напрасно. Я вступил сюда сам по себе! Сам! Не так должно было быть!

— Добро пожаловать в мире Между, — язвительно бросил я.

— Ты дьявол? Заточил меня?

— Я простой перевозчик. И ты прекрасно об этом знаешь.

— Я готовился к этому всю свою жизнь, — заявил монах старческим, гранитно скрипящим голосом. Неожиданно все высокомерие из него испарилось. — Я должен был сделать то, чего до меня не достиг ни один Пресвитер Братства Терниев. Перейти в чистилище после смерти и предпринять службу здесь. И я достиг этого. Только я все так же усталый и измученный старец. Старец, который сал окаменевать. Все, чего я коснусь, распадается в пепел. Я здесь один. Сам, среди темноты, пепла и пыли. Поначалу я узнал о теб, похитителе душ, и я знал, что ты был приятелем того монашка, который украл книгу. Я уже не хочу тебя уничтожить. Мне хотелось пленить тебя здесь и дать тебе то, на что заслуживает тот, кто ради мамоны отвращает приговоры Наивысшего. Я хотел дать тебе терновый крест. Тот самый, который выслал тебе во сне. Но я превращаюсь в камень. И я пленен в камне. В отвратительном, материальном мире. Это должен был быть мир духа, но до сих пор остается клоакой материи. Все так же я остаюсь творением искалеченного Демиурга. Потому я прихожу к тебе, похитителю душ, и прошу. Нет — умоляю: высвободи меня отсюда! Высвободи меня от камня. Высвободи меня из этого ада. Умоляю! Я, Пресвитер Братства Терниев, умоляю тебя, перевозчик. Высвободи меня. Освободи мою искру и позволь ей возвратиться к Духу.