Пыль и бисер - [22]

— Да как-то это…. - ошеломленно проговорил батюшка.

— А Вы подумайте — детки показывают сцены из жизни святых, у взрослых сердца умягчаются. Митрополиту может понравится… Со своей стороны, мы поможем с декорациями.

— После воскресной службы подойди ко мне, дочь моя, поговорим. — и ушел, погруженный в раздумья.

В общем-то не было у бабы забот — купила баба порося. Но если мне хочется как-то продемонстрировать свою добропорядочность, то пора.

— Фрол Матвеевич, к нам тут отец Нафанаил заходил. — как бы между прочим обронила я за ужином.

— Чего хотел? — нахмурился купец.

— Поговорили мы о падении нравов и общей весенней одержимости.

— О чем — о чем?

— Спектакль детский можно сделать по житиям святых. Я предложила декорации сделать. Мальчики помогут, если что.

— Это можно. — степенно проговорил шеф и вернулся к трапезе.

* * *

1 мая 1894 года я была представлена матушке Таисии, настоятельнице детского приюта. Нельзя сказать, что мы прямо сильно понравились друг другу, но общий язык найти смогли. Фрол Матвеевич с ней был знаком еще с первого нашего кулинарного конкурса, и сердце монахини растопил именно он, а вот идеи декораций были моими.

И вот мы с мальчиками принялись за дело. Купец Печатников пожертвовал нам рулон холстины, Фрол оплатил краски, так что с материалами повезло. Рисовали ветхий дом в деревне — тут неожиданно выяснилось, что у Авдея недюжинные таланты в изобразительном искусстве. Потом княжеские палаты в Муроме, монашескую келью. Добыли лодку и натянули сеть, имитирующую воду для сцены изгнания княжеской четы. Инокини Мария и Феодора, приставленные к написанию сценария, одобрили наши труды.

Параллельно с этой работой, выполняемой преимущественно по ночам, я продолжала тихо врачевать, промышлять в лавке, дремать в аптеке, потому что очень сильно хотелось спать. За неделю закончили, а я похудела килограмм на пять.

В воскресенье после службы пришел отец Нафанаил, и на заднем дворе мы демонстрировали свои достижения. Монахини привели полдюжины детей, мои мальчишки сыграли роли бояр, что особенно понравилось Авдею. Я вздохнула, распечатала закрома и пригласила фотографа на генеральную репетицию. Там сделали рекламные фотографии отдельных сценок, по одной потом отдали Авдею и Данилке для родителей. Те даже на Рождество так не радовались.

* * *

Я отдышалась только к сумеркам, подбивая итоги в лавке. Выручка росла не так, как хотелось бы, хотя в эти дни мы привлекали любопытствующих, но общая увлеченность постановкой не очень хорошо сказалась на основном деле.

Перо вконец измочалилось, а идти за новым было откровенно лень. Цифры сливались в единую массу, и я почти засыпала на своем месте, когда в закрытую дверь постучали. Мы не практиковали ночную торговлю, но я все же поднялась и подошла к тяжелой двери со стеклянными вставками. Силуэт на пороге кого-то мне смутно напоминал.

— Добрый вечер, Петр Николаевич, какими судьбами?

Он оглядел меня, испачканную красками, чернилами, с растрепанными волосами и улыбнулся.

— Здравствуйте, Ксения Александровна. Вы рисовали? — он так осторожно убрал прядь волос со лба, что не коснулся кожи. И это куда эротичнее объятий, скажу я вам. Хотя в эту викторианскую по сути эпоху и с моим-то ритмом жизни я скоро сексуальный подтекст начну видеть даже в рисунке дерева на столешнице.

Вопреки первоначальному плану обидеться за почти двухнедельное забвение, я поймала себя на том, что рассказываю о нашей постановке, показываю холсты с рисунками, натягиваю сеть, изображая волны, а мой спутник кивает, увлеченно комментирует, позирует в боярской шапке, смеется. На часах уже явно за полночь и ему пора, но он не уходит. Мы продолжаем говорить о пустяках, погоде, его поездке в родное именье — именно поэтому его так долго не было, о разбитых дорогах и забавных попутчиках. Эта удивительная легкость не исчезает даже когда появляется растрепанный Фрол в ночной рубахе и криво завязанном халате. И вот мы уже втроем пьем чай, я пытаюсь развлечь общество песней и неожиданно засыпаю.

Не слышу, как Фрол уводит поручика на крыльцо, как они увлеченно общаются и возвращаются обратно — у Фрола синяк на скуле, у Петра оторваны несколько пуговиц на кителе, наливают выпить и довольно таки быстро приканчивают бутылку коньяка, расставаясь если и не друзьями, то более благожелательно настроенными людьми.

Фрол вздыхает, глядя на меня, поднимает на руки и несет наверх. Я все-все пропустила.

* * *

Утро было так себе. Я проснулась вспотевшая, во вчерашнем платье и с разбитой головой. Во рту как кошки порезвились, в зеркало лучше не смотреть. Кое-как сполоснулась из умывального кувшина, позвала Фёклу перетянуть корсет, который уже стал свободноват, но та не отозвалась.

Я нашла свое другое рабочее платье, гладко зачесала волосы, ужаснулась привидению с синяками под глазами, которое показывали в зеркале и пошла к столу.

Фрол встречал новый прекрасный день с ледяным компрессом на пол лица и огуречным рассолом.

— Ох, Господь Вседержитель, где же это Вы так? — ужаснулась я.

— А… Мелочи, Ксения Александровна, пустяк это. — отмахнулся он и снова приник к живительному рассолу. Пустяк сиял несколькими оттенками фиолетового.