Пыль и бисер - [21]

— Да как же… — тот аж перекрестился. — Я так, спрашиваю. Вдруг видали что…

— Архип Никифорович, от лавки до Грошовой улицы не докричишься, не то что увидеть что-то. — тоном умненькой мышки ответила я.

— Он на Часовенной квартирку снимает. — поправил погрустневший городовой.

— Тем более. Полчаса идти, если поспешить. — Я предложила гостю чаю. — Вас-то кто надоумил у нас хулиганов искать?

— Ну… — помялся визитер. — Пострадавший, господин Катусов, то есть… сообщил, что накануне в вашем доме покалечился. Вот и подумал, что…

— Что он подумал? Что с пьяных глаз на лестнице упал, а потом лестница сама за ним пришла? — Я рассмеялась и дождалась, пока полицейский не начнет смеяться следом. — Может он кому денег должен, али обидел кого на работе.

— Тоже может быть, сударыня, — вдохновился новой идеей городовой и с церемонными поклонами удалился.

Я проводила дорогого гостя, заперла дверь лавки изнутри и пошла в заднюю комнату, где подозрительно затихли посыльные.

— И кто это у нас по ночам по чужим дворам гуляет, а? — в каждой руке у меня было по уху юных мстителей.

— Ааааа! — верещал Данилка.

— Уууууууй…. - вторил Авдей.

— Я повторяю вопрос. — строго отчеканила я.

— Ксения Ляксандровна, а чё эта промокашка почтовая про Вас напраслину городит. Знаем мы, что Вы с ФролМатвеичем не валандаетесь. — угрюмо, ни на мгновение не раскаиваясь в содеянном, буркнул Данила.

— Во-первых, Данила, Ксения Александровна. Придет какая дама знатная, а ты ее назовешь неправильно — больше в лавку заходить не будет, и убыток случится. Во-вторых, про такое стыдно разговаривать. Господин Катусов… — сука он еще та. — заблуждался. Но уже понял, что был не прав.

— Таперича окна поменяет и надолго запомнит, что язык надо за зубами держать. — потирая ухо бормотал Авдей.

— А если бы поймали вас? — воспитательница из меня выходит пока никудышная. — Матерям-то ой какая радость вас в исправительном доме навещать.

— Ха, попробовали бы. Если из рогатки с соседской крыши, то там не видать. — поделились со мной профессиональными секретами, и прыснули в разные стороны.

Как про то прознал Фрол, я не в курсе, но откуда-то парни получили по рублю и отправились их тратить на каруселях.

* * *

Весна активно вступила в свои права. Цвела сирень, чей одуряющий аромат сочился сквозь окна, по утрам я просыпалась от птичьего пения, а по вечерам одолевало томление. Даже начала иным взглядом смотреть на Фрола — вдруг получится разбудить в нем бисексуальность и таки свить гнездо. Данилка пропадал по ночам и утром возвращался с зевотой и опухшими губами. Авдей сох по старостиной дочке и все заработки тратил на ленты и прочие сувениры.

В театре поставили «Ромео и Джульетту», но после четвертого представления юный гимназист и курсистка Мариинского института благородных девиц отравились мышьяком, и спектакль со скандалом закрыли. Теперь давали водевили. Провинциальное любовное сумасшествие охватывало все больше жертв.

В офицерской среде участились дуэли, благо теперь их официально разрешили распоряжением военного министра Ванновского. «Бельевых» заказов у нас было на весь май с избытком. И тут-то мне случилось встретить отца Нафанаила.

* * *

— Благословите, батюшка. — я прикоснулась к его руке, дождалась крестного знамения и проводила его к нам в лавку.

— Храни Господь, дочь моя.

Уж насколько легкомысленным бы не был священнослужитель, но этот визит был вопросом времени. И мне нужно было любой ценой не допустить оглашения подозрений. Пока мы молчим — догадки можно игнорировать.

Любой ценой, Ксюша.

— Отец Нафанаил, уж и не знаю, как начать.

— Да уж начинай, с Божьей помощью. — он отхлебнул ароматного чаю с имбирем.

— Вам не кажется, что эта весна как-то слишком сводит с ума жителей города? — я дождалась кивка, и с воодушевлением парашютиста продолжила. — В головах непонятно что, намедни вот почтовый служитель Катусов мне такого наговорил… — я пустила слезу. — Будто бы я… и Фрол Матвеевич… И он… меня… со мной…

Мне подозрительно легко стали удаваться крокодиловы слезы.

— И вы же знаете, что я никогда… И Фрол Матвеевич — достойнейший человек… А теперь этот Катусов слухи всякие распространяет…

Батюшка погладил меня по голове. Добрый человек, светлый. Грех такого обманывать. Поэтому просто переключим интерес.

— Бог милостив, все уладится. — приговаривал он, успокаивая.

Я шумно всхлипнула, промокнула платочком слезы и продолжила.

— В такое время нужно что-то основательное, серьезное, особенно деткам. Вы же слышали, какая трагедия приключилась?

— Души свои бессмертные погубили несмышленыши. — горестно вздохнул мой собеседник. — И нет отныне ни им Царствия Небесного, ни родителям успокоения в молитве.

Мы дружно перекрестились.

— Скоро почитание святых Петра и Февронии Муромских?

— Да не скоро. Июня 25-го дня, сударыня. Да и святые они — местночтимые.

Конечно, доживи ты лет до ста восьмидесяти — увидел бы, как их в индустрию превращают по всей стране.

— Это ж какой пример подрастающему поколению — и любви, и брачной верности. — на мой взгляд, не самые трогательные персонажи, особенно князь, стремившийся увильнуть от брака, но работаем с тем, что есть. — Можно было бы устроить благотворительный спектакль с сиротками по житиям их. Только чтобы до Петрова Поста успеть. Как раз у людей мысли с глупостей на вечное переключатся.