Пятый свидетель - [10]

— Керлен.

— Да. Они вошли и стали меня расспрашивать. Потом он спросил, не возражаю ли я против того, чтобы проехать с ними в полицейский участок, чтобы ответить на кое-какие вопросы. Я спросила — о чем, он ответил: о Митчелле Бондуранте. Он ничего не сказал о том, что того убили, что он мертв. Поэтому я согласилась, подумала: может, они наконец начали следствие против него. Я не знала, что они ведут следствие против меня.

— Ага, а довел ли он до вашего сведения, что вы имеете право ничего ему не говорить и связаться с адвокатом?

— Да, точно как показывают по телевизору. Он зачитал мне мои права.

— Когда именно он это сделал?

— Уже когда мы приехали сюда и он объявил, что я арестована.

— Вы ехали вместе с ним?

— Да.

— В машине о чем-нибудь разговаривали?

— Нет, он почти все время говорил по сотовому. Я слышала, как он произнес что-то вроде: «Она со мной».

— Вы были в наручниках?

— В машине? Нет.

Хитрый Керлен. Рискнул ехать в машине с предполагаемой убийцей без наручников, чтобы усыпить ее бдительность и разговорить. Трудно придумать более эффективную ловушку. Это также давало обвинению основания утверждать, что Лайза тогда еще не была под арестом и, следовательно, сделала свое заявление добровольно.

— Значит, он вас сюда привез, и вы согласились поговорить с ним?

— Да. Я понятия не имела, что они собираются меня арестовать, думала, что я им помогаю расследовать дело.

— Но Керлен не сказал вам, что это было за дело?

— Да нет же, ничего подобного. Это я поняла только тогда, когда он сказал, что я арестована и могу сделать один звонок. Тогда-то они и надели на меня наручники.

Керлен использовал очень старый трюк из полицейского арсенала, но эти трюки по-прежнему у них на вооружении, потому что продолжают работать. Для того чтобы понять, в чем именно призналась Лайза — если она вообще в чем-то призналась, — надо будет просмотреть диск. Спрашивать ее об этом в нынешнем расстроенном ее состоянии было не самой продуктивной тратой моего ограниченного времени. Словно для того, чтобы подтвердить это, внезапно раздался резкий стук в дверь, за которым из-за нее последовало приглушенное предупреждение, что у меня осталось две минуты.

— Ладно, надо всем этим я поработаю, Лайза. Но сначала мне нужно, чтобы вы подписали несколько документов. Вот это — новый договор, на защиту по уголовному делу.

Я пододвинул ей листок с договором и сверху положил ручку. Она начала его читать.

— Все эти гонорары, — сказала она. — Полторы сотни долларов за участие в каждом судебном заседании… Я не могу столько платить. У меня столько нет.

— Это стандартная ставка, и это только в том случае, если дело дойдет до суда. Что же касается вашей платежеспособности, то об этом как раз сказано в других документах. Вот этот предоставляет мне полномочия вашего адвоката на все, включая переговоры об издании книги и кинопроектах, — на все, что может воспоследовать из вашего процесса. У меня есть агент, с которым я давно работаю по таким делам. Если в принципе что-то сделать будет можно, он это сделает. И последний документ, о праве удержания со всех будущих доходов, гласит, что выплаты в пользу защиты осуществляются в первую очередь.

Я знал, что это дело привлечет широкое внимание. Эпидемия отъема ипотечных домов была в тот момент величайшей финансовой катастрофой страны. На этом можно было сделать книгу, может быть, даже фильм, и я в конце концов должен буду получить свои деньги.

Лайза не стала читать дальше, она взяла ручку и подписала все документы. Я забрал их и спрятал в кейс.

— А теперь, Лайза, внимание: то, что я скажу вам сейчас, — самый важный в мире совет. Поэтому я хочу, чтобы вы его внимательно выслушали и сказали мне, что все поняли.

— Хорошо.

— Не разговаривайте о своем деле ни с кем, кроме меня. Ни с детективами, ни с тюремщиками, ни с сокамерницами, ни даже с сестрой и сыном. Кто бы о чем вас ни спрашивал — а спрашивать будут, поверьте мне, — просто отвечайте, что вы не можете говорить о своем деле.

— Но я не сделала ничего противозаконного. Я невиновна! Это же только те, кто виновны, отказываются отвечать на вопросы.

Я предостерегающе поднял палец.

— Вы ошибаетесь, и сдается мне, что вы не восприняли всерьез то, что я вам сказал.

— Нет, я восприняла, восприняла.

— Тогда делайте так, как я велел. Ни с кем не разговаривайте. Это касается и тюремного телефона. Все разговоры записываются, Лайза. Не говорите о деле по телефону даже со мной.

— Хорошо-хорошо. Я поняла.

— Если вам так будет легче, можете на все вопросы отвечать: я не виновна ни в чем из того, в чем меня обвиняют, но по совету своего адвоката не буду говорить о своем деле. Так пойдет?

— Думаю, да.

Дверь открылась, и на пороге появился Керлен. Он искоса с подозрением посмотрел на меня, из чего я понял, что был совершенно прав, прихватив с собой глушитель. Я снова обернулся к Лайзе:

— Нет худа без добра, Лайза. Держитесь и помните золотое правило: ни с кем не разговаривать. — Я встал. — В следующий раз увидимся на предварительном слушании и там сможем поговорить. А теперь идите с детективом Керленом.

4

На следующее утро Лайза Треммел впервые предстала перед Лос-Анджелесским Высшим судом