Пятый странник - [12]

Он теребил свой клок в раздумье и тяжком молчании.

— Имеешь ты, чем одарить? — спросил Траузенбах.

— Имею, — отвечал Гансвурст, — мы можем заверить обязательство в магистрате.

И они заверили обязательство в магистрате на пятьдесят талеров. Он сделался подмастерьем, а чтобы стать мастером, должен был выполнить образцовую работу.

6

На другой день мейстер передал ему золото в своей мастерской.

— Ты сделаешь кольцо, — сказал он, — кольцо, а на нем герб свободного города Ульма: два орла, а между ними знамя, а на знамени: «Stadt ohne Freiheit, Leib ohne Leben»[8].

— Хорошо, — отвечал шарлатан, — я сделаю это, не будь я странник Гансвурст.

На другой день с утра он отправился к своему ослу.

— Философ Кунц, — сказал он, — я придумал знатный способ вернуть себе власть синей, белой, красной, голубой и зеленой магии. Я размельчил золото в тончайший порошок — и ты съешь его с хлебом, а в помете твоем я найду это золото.

Осел глядел на небо жалобными глазами. А он смешал мякиш хлеба с золотым порошком и заставил своего философа съесть эту смесь. И осел съел.

— Мейстер, — сказал Гансвурст, возвращаясь к Траузенбаху, — к вечеру я отдам вам ваши пятьдесят талеров, и потом я подарю вам еще пятьдесят талеров, и ваших кнехтов я одарю, как граф или как купец, который может купить целый Ульм.

— В добрый час! — ответил мейстер и поглядел на него с уважением.

А Гансвурст затанцевал на месте и снова отправился к своему ослу.

— Ну, философ, ну, дорогой осел, как ты поживаешь, ты перевариваешь его, а? Ты его перевариваешь, любезный друг?

Он прикладывал ухо к животу осла и слушал, как тот переваривал. Но когда он пришел к вечеру, то нашел простой ослиный помет, и в нем не было ни золота, ни драгоценных камней. И тогда, горько плача, он оседлал осла и ночью бежал из города Ульма, оставив там мейстера Траузенбаха, и своих кукол, и все свои разбитые надежды.

Мейстер Траузенбах ругался день и ночь, и куклы лежали спокойно в углу мастерской, а разбитые надежды побежали вслед за своим хозяином.

7

Дорога уходила под ногами осла, а он пофыркивал, поплевывал и задирал морду в голубое небо.

— Теперь я одинок, — говорил шарлатан, — я потерял даже моего Пикельгеринга.

Мимо него проходили поля и леса и снова поля и бесплодные земли.

— Куда я еду? — говорил он с печалью. — Куда лежит путь мой, в какие земли?

Дымок вился за его головой, прохожие чаще попадались по дороге, и он обгонял их, колотя пятками по пузу своего философа Кунца.

— В город Кельн, — отвечали придорожные камни.

И после трех дней пути он прибыл в город Кельн.

8

Фонари погасли, потому что уже наступило утро, солнце встало над шпилем ратуши, а луна, бледная и печальная, спряталась за башнями церкви святой Цецилии.

Но Гансвурст в туманном свете утра был еще бледнее и печальное луны.

— День встает, — сказал он, — день встает, и ночь окончилась. А мне, шарлатану и страннику Гансвурсту, нечем прокормить себя и своего осла.

Осел услышал своего хозяина и покачал ушами.

Так они пробирались по кельнским улицам, а на площади Гансвурст слез с осла и, припав к нему на грудь, стал рыдать столь громким голосом, что почтенная старушка фрау Гегебенфлакс даже подумала, что шведский король снова собирается напасть на Пруссию с неисчислимым войском, а бородатый император, потонувший в реке по несчастной случайности, встал уже из гроба, чтобы предотвратить грозные беды, которые надвигаются на его милую родину.

И фрау Гегебенфлакс послала служанку на площадь.

— Увы! — кричал шарлатан совершенно невероятным голосом. — Увы, я гибну или уже погиб; о граждане города Кельна! Я не могу найти золотой помет, я не могу прокормить моего осла, и ни один осел в целой Германии не желает помочь мне в моих несчастьях. Вот уже год, как я покинул Вюртемберг, и скоро минет еще полгода, когда я должен буду вернуться туда с пустыми руками… Увы! — возопил он снова. — Увы, с пустыми руками! А все другие, должно быть, нашли уже то, что они ищут. И схоласт Швериндох нашел душу для своего Гомункулюса, а сын стекольщика отыскал самого себя, и доктор Фауст — свой философский камень…

Так он рыдал, а осел качал ушами, переступал с ноги на ногу, или, оборотясь задом, помахивал хвостом над головой своего хозяина.

Тогда многие граждане Кельна покинули свои дома и собрались вокруг него, слушая печальную повесть о его бедствиях.

— Чужестранец, — сказала ему одна девушка, — что случилось с тобой? Ты проиграл деньги в тридцать одно или тебя покинула твоя возлюбленная? Если второе, то позабудь о ней и пойдем со мной. Я тебя утешу, чужестранец, хотя волосы твои рыжего цвета, а ноги напоминают палки.

— Нет, девушка, нет, — отвечал шарлатан, — нет, меня не покинула моя возлюбленная, но я не могу найти золотой помет, и приближается срок, когда я должен буду вернуться в Вюртемберг с пустыми руками.

— Послушай, шут, — сказал ему один кривой гражданин (который, затеяв, должно быть, подшутить над Гансвурстом, долго мигал соседям своим единственным глазом). — Пойдем со мной, я укажу тебе верный путь, чтобы отыскать то, что ты так долго ищешь.

Они покинули площадь и втроем направились дальше по улицам Кельна.