Пятый сон Веры Павловны - [40]

– А это точно он?

– Полковник утверждает, что да, но официального заключения пока нет.

– Значит, плакали мои денежки?

– Теперь уж точно плакали, – согласился Суворов. – Но у тебя есть другая возможность вернуть свои пятьдесят тысяч.

– Что ты имеешь в виду?

Суворов отставил пустую чашку:

– Что ты, собственно, знаешь о Мезенцеве?

– Большая скотина, – усмехнулся Сергей. – Можешь мне верить.

– Ну, такое можно сказать про многих.

– Ладно, уточню, – согласился Сергей. – О мертвых плохо не говорят, но я уточню. На мой взгляд, он всегда был именно скотиной. Сам знаешь, что без некоторой доли мошенничества в бизнесе не выжить, но у Мезенцева любое мошенничество выглядело как-то особенно гнусно. Натолкать в задницу бумаг – нет проблем, нагнуть партнера – тоже. И жаба давила: собственную жену дальше Синего утеса никуда не пускал. Лучшие годы ее жизни прошли на Обской даче. Не побывала она ни на Кипре, ни на Мальдивах, как жены других ребят, не посмотрела мир, а когда однажды попробовала заняться благотворительностью, Мезенцев из этого акта устроил такое наглое рекламное шоу, что она раз и навсегда отошла от всякой деятельности. Да ты знаешь, Соня Хахлова об этом писала.

Он произнес имя Сони и сразу пожалел об этом.

Любое напоминание о людях, входивших в близкое окружение Веры Павловны, сразу меняло Суворова. Он мрачнел, в глазах появлялась странная тень. Он до сих пор никак не мог смириться с тем, что Веры нет. Иногда мне кажется, сипло и как бы даже виновато объяснял Суворов Сергею, что Вере попросту не хватило сил. Она слишком много времени провела в жизни, полной ограничений. Не понимаю, почему Вера не умерла с тоски еще раньше? В той, например, нашей двухкомнатной хрущевке на Красноармейской… Продолжайся та жизнь, Вера, наверное, точно умерла бы с тоски, или бросила меня… Оставайся я тем нищим доцентом, так бы все и случилось… Если помнишь, не раз объяснял Суворов, любимым Вериным писателем был Чернышевский. Так вот, в первом сне Веры Павловны, в самом первом, в самом поэтическом своем сне Верочка (героиня Чернышевского) видела себя лежащей в параличе, заточенной в сыром подвале. И когда чудом была вылечена и выведена из подвала, то подумала: «Как же это я могла так долго переносить паралич? Как же это я могла не умереть в таком сыром и темном подвале?» Суворов сумрачно качал головой. «Это я помогала тебе, это я вывела тебя из подвала и вылечила», – ответила Верочке некая девушка, лицо которой постоянно менялось. То оно было лицом француженки, то лицом полячки, немки, англичанки, то русским лицом. Это так писал сам Чернышевский. «У меня много самых разных имен». Прости, что я тебе все это напоминаю, не раз сумрачно косился Суворов на Сергея, но ты, наверное, давно уже забыл содержание снов Веры Павловны. Та странная девушка с меняющимися лицами сказала Верочке: у меня много имен, у меня разные имена. Дескать, кому как надобно меня называть, такое имя ему я и сказываю. А ты, предложила она Верочке, зови меня любовью к людям. Это я вылечила тебя и выпустила из подвала. Иди в мир, сказала она Вере Павловне, и всегда помни, что много еще в мире обиженных и страдающих. Иди, и помогай, и лечи.

И Вера Павловна пошла.

Как моя Вера, сипло пояснял Суворов.

Иногда мне кажется, не раз пояснял он, что в последние годы Вера любила уже не меня, а только то, что я как бы извлек ее из сырого подвала и дал возможность выпускать из подвала других. Вполне возможно, думал про себя Сергей. Ты ведь, наверное, даже не догадываешься про господина Хаттаби…

Вздохнув, Суворов подержал на ладони тонкую книжку.

– «Папася мамася, – негромко процитировал он. – Банька какуйка визийка Будютитька васька мамадя Уюля авайка зыбититюшка». Спасибо тебе за книжку Крученых. Почему-то Вера хотела, чтобы я что-то такое собирал. Теперь это мне помогает.

И вдруг спросил:

– Чем ты занят сейчас?

– Налаживаю связь с рабочими.

– В каком смысле? – удивился Суворов.

– А в самом прямом, – усмехнулся Сергей. – Прошлым летом с Колей Игнатовым поставили мы в Мариинской тайге пихтоварку. Сейчас сидят на таежной реке Кие два наших мужика и гонят пихтовое масло. Работы хватает, продукты есть, вот только рация оказалась слабоватая. По нынешней жаре воздух сильно наэлектризован, мужики часто теряются в эфире.

– Пихтоварка может приносить доход? – удивился Суворов.

– В пихтовом масле много редких компонентов, которые охотно используют французские парфюмеры. Мы договорились с химиками в новосибирском Академгородке. Они выделяют эти компоненты из пихтового масла, а мы отправляем продукт во Францию.

– Говоришь, на Кие? Где это? – Суворов извлек из ящика письменного стола топографическую карту Кузбасса: – Здесь?

– Примерно здесь, – указал Сергей. – Черневая тайга, почти нехоженая. Обычно моторная лодка доходит до старой заимки. Там мы поставили пихтоварку, но нынче лето сухое, вода упала. Раньше, говорят, поблизости находилась деревня, точнее, поселок при исправительном лагере, но теперь нет ни деревни, ни лагеря. Сидят мужики в глуши. Два раза в неделю должны выходить на связь, а вот уже вторую неделю не выходят.