Пятый ребенок - [16]

— Нет, — ответил Люк.

— Нет, — ответила Хелен.

Дэвид остановился. Видимо, в ожидании вдохновения. Нахмурился, принял сосредоточенный вид, будто у него разболелась голова. Что до Гарриет, то ей хотелось закричать: «Перестань, хватит! Ты говоришь обо мне — это то, какой ты меня видишь!» Она не могла поверить, что Дэвид не понимает этого сам.

— И что было потом? — спросил Люк. — Что там было дальше?

— Погодите, — сказал Дэвид. — Погодите, у меня суп…

Дэвид принялся есть.

— Я знаю, как было, — твердо сказала Дороти. — Филлис решила сейчас же уйти от этого гадкого озера. Она быстро побежала по тропинке и скоро столкнулась с братом. Он ее искал. Они взялись за руки, побежали из лесу и благополучно добежали до дома.

— Так оно и было, точно, — сказал Дэвид. Он виновато улыбался и выглядел смущенным.

— Правда-правда, так и закончилось, пап? — спросил Люк, тревожась.

— Конечно, — сказал Дэвид.

— Что за девочка была в озере, кто это? — спросила Хелен, переводя взгляд с отца на мать.

— А, так, просто какая-то волшебная девочка, — ответил Дэвид. — Понятия не имею. Она просто материализовалась.

— Что значит «материализовалась»? — переспросил Люк, с трудом выговаривая новое слово.

— Пора спать, — сказала Дороти.

— Но что значит «материализовалась»? — не унимался Люк.

— Пудинга не будет! — возмутилась Джейн.

— Пудинга нет, есть фрукты, — сказала Дороти.

— Что значит «материализовалась», пап? — волнуясь, настаивал Люк.

— Это когда что-нибудь, чего не было, вдруг появляется.

— Но отчего, отчего появляется? — захныкала огорченная Хелен.

— Дети, наверх, — скомандовала Дороти.

Хелен взяла яблоко, Люк тоже, а Джейн, с быстрой, озорной, хитрой улыбкой, — кусок хлеба у матери с тарелки. Ее не расстроила эта сказка.

Трое детей шумно поднялись по лестнице, а маленький Пол, покинутый, смотрел им вслед и надувал губы, собираясь заплакать.

Элис проворно поднялась, взяла Пола и понесла следом за старшими, говоря:

— Когда я была маленькая, мне никто не рассказывал сказок! — И было непонятно, жалоба это или «оно и к лучшему».

Вдруг Люк показался на площадке.

— А на летние каникулы все приедут?

Дэвид беспокойно взглянул на Гарриет — и отвернулся. Дороти жестко посмотрела на дочь.

— Да, — ответила Гарриет слабым голосом. — Конечно.

Люк крикнул вверх:

— Она сказала «конечно»!

Дороти сказала:

— Ты только-только родишь этого ребенка.

— Решайте вы с Элис, — сказала Гарриет. — Если чувствуете, что не справитесь, скажите.

— Я чувствую, что справлюсь, — сказала Дороти сухо.

— Да, я знаю, — быстро подхватил Дэвид. — Вы — чудо.

— И вы не знаете, что делали бы…

— Не надо, — сказал Дэвид. Потом обратился к Гарриет: — Куда лучше бы все отложить и зазвать всех на Рождество.

— Дети ужасно расстроятся, — сказала Гарриет.

Но в ее голосе не слышалось прежней настойчивости: он был ровным и безразличным. Муж и мать с любопытством поглядели на нее — Гарриет расценила их взгляды как холодные, недобрые. Она сказала мрачно:

— Ну, может, этот ребенок родится до срока. Так должно быть. — Горько рассмеялась, потом внезапно поднялась, вскрикнула: — Мне надо двигаться, надо двигаться, — и начала свой нескончаемый мучительный марш: час за часом вперед-назад и вверх-вниз.

Гарриет пришла к доктору Бретту после восьми месяцев и попросила стимулировать роды. Доктор посмотрел на нее укоризненно и сказал:

— Я думал, вы этого не одобряете.

— Не одобряю. Но сейчас особый случай.

— Такой уж особый?

— Вы не хотите понять. Ведь это не вы носите этого… — Гарриет проглотила «монстра», опасаясь вызвать неприязнь доктора. — Послушайте. — Она старалась говорить спокойно, но тон вышел сердитым и обвинительным. — Разве я была когда-нибудь неблагоразумной? Истеричной? Сварливой? Ну — просто жеманная истеричка, да?

— Я бы сказал, что вы просто измождены. Устали до предела. Носить ребенка вам никогда не было легко, так ведь? Разве вы забыли? В каждую из четырех беременностей вы сидели здесь с самыми разными проблемами — к вашей чести, вы со всем прекрасно справлялись.

— Но сейчас не то же самое, сейчас абсолютно иначе, не понимаю, почему вы этого не видите. Вот, посмотрите?

Гарриет выпятила живот, который пучился и — как она чувствовала — бурлил перед глазами доктора.

Доктор Бретт взглянул недоверчиво и выписал ей еще успокоительных.

Нет, он не видел. А вернее, не хотел видеть — в том и было дело. И не только он, но все вокруг, никто не хотел замечать, насколько иначе все было в этот раз.

И, бродя, вышагивая, бегая по пригородным улицам, Гарриет воображала, как берет большой кухонный нож, разрезает себе живот и вынимает ребенка, и тогда они наконец посмотрят друг на друга после этого долгого сражения вслепую — и что предстанет перед ее глазами?

Скоро, почти на месяц раньше срока, начались схватки. После этого момента роды всегда проходили быстро. Дороти позвонила Дэвиду в Лондон и тут же отвезла Гарриет в больницу. Впервые, к общему удивлению, та настояла на родах в больнице.

Когда приехали в больницу, Гарриет уже скручивали жестокие боли — сильнее, она это знала, чем все прошлые роды. Ребенок, казалось, вырывался на свет с боем. Гарриет была вся в синяках — она знала; не иначе ее нутро — один огромный черный синяк… только никто никогда об этом не узнает.