Пятьсот веселый - [9]

— Это так, товарищ дорогой, — согласился мужичок. — Но человек-то хитро устроен. Сегодня ему ничего вроде бы не нужно, а завтра захочется. Вот она, какая штука. Раньше думали: вот быстрее бы война кончилась, больше и желать нечего. А кончилась она — хлебушка вольного, не по карточкам, захотелось. Одеться получше. Народ за войну по жизни истосковался.

— А ты… дядя, воевал? — Арвид хотел опять назвать пассажира папашей, но вовремя удержался.

— Как же я мог не воевать? — искренне удивился мужичок. — Само собой, воевал. Как же иначе?

Генка слушал мужичка и удивлялся: неужели вот такой человек воевал с немцами? Его и сердитым-то представить невозможно.

А.тот вдруг спохватился:

— Елочки зеленые! Воды-то не набрал! Вы, ребята, присмотрите за мешочком моим, а я водички на всех запасу, кипяточку. Дело к вечеру, а ночью вдруг пить захочется.

— Не волнуйтесь за свой мешок, — сказал Генка, которому новый пассажир все больше нравился, от него веяло какой-то домашней добротой, уживчивостью и доброжелательством.

Мужичок скользнул вниз и, громыхнув котелком, с довольным кряканьем спрыгнул на землю.

Видно было по всему: все, что делал мужичок, он делал с удовольствием. «А что, — подумал Генка, — он, наверно, и солдатом был толковым».

— Давай посмотрим, что у него в мешке, — прервал Генкины размышления Арвид и сделал движение, чтобы встать.

Генка не смог совладать с собой, толкнул Арвида так, что тот отлетел к стене и захныкал:

— Я же нарочно сказал, а ты драться…

— С тобой по-другому нельзя. Слизняк паршивый! Человек тебе доверяет, а ты ему, как вошь, за воротник лезешь. Убрался бы ты куда-нибудь!

— И уйду, — неуверенно пробурчал Арвид. — А лучше сам убирайся, я первый здесь место занял.

Генка презрительно хмыкнул:

— Вон какой ты собственник. Своего не отдашь. А у бедняка последнюю рубаху… Барахольщик! Если еще стянешь что-нибудь, пеняй на себя. — Он показал читинцу кулак.

— А меня вши заели, — заявил Арвид. — Вот смотри! — Он запустил руку в лохматые волосы и показал Генке ладонь. На ней копошились две сероватые вши, огромные, матерые. — Надо хоть рубашку переменить, а то старая совсем расползлась.

— Вот развел! — только и смог выдавить из себя Генка.

— Дома их у меня не было, — сказал Арвид. — И в прошлый раз, когда убегал, тоже сначала берегся. Но что толку! Это тебе не пассажирские вагончики с чистыми постелями, а товарняки…

— Эй, давайте сюда, елочки! — раздался совсем рядом голос мужичка. Генка спрыгнул с нар и перегнулся через брус. У вагона стояла женщина с двумя девочками, похожими друг на друга как две капли воды. Даже ревели девчонки одинаковыми голосами.

Мужичок подал Генке котелок и начал помогать женщине, которая казалась болезненной и очень усталой. Ноги ее были обезображены вздувшимися изломанными венами.

— А ну, цыц, сопливая команда! — весело закричал Елочки Зеленые, подхватывая на руки одну из девчонок, а та, не переставая реветь, отбивалась от незнакомца руками и ногами и тянулась к матери. — Принимай, юноша, невесту!

Генка нагнулся как можно ниже и подхватил упругое извивающееся тельце девочки. Она колошматила его пухлыми мокрыми от слез ручонками, а рот, широко растянутый в беззвучном крике, занимал, казалось, все лицо девчушки. Генка, когда-то нянчивший младших братишек, знал, что делать с малышами, когда они «зашлись». Он быстро поставил девочку на пол вагона и легонько похлопал ее по спине. Та наконец глотнула воздуху и сразу заревела нормально, со звуком, а это означало скорое успокоение. Со второй девчонкой Генка проделал такую же процедуру и крепко держал обеих сестриц, потому что они продолжали тянуться к матери и наверняка бы ухнулись вниз с полутораметровой высоты.

Тем временем мужичок, подбадривая женщину, помогал ей подняться в вагон.

— Шустрые у вас девчушки! Как их звать-то?

— Вера и Надя, — отозвалась женщина. Она сунула дочкам по куску хлеба, и те со вкусом начали есть, тараща глаза на незнакомых людей. — Тройня у меня была…

— А мужик-то где твой? — спросил Елочки Зеленые.

Женщина задержалась с ответом. Она постелила для девчушек разноцветный половичок и с оханьем поднялась на своих больных ногах.

— Нет у меня мужа. Одна с ними разрываюсь… — Женщина охнула и заплакала: —Любочку вот не уберегла…

Девчонки, увидев плачущую мать, разом перестали жевать и заревели совершенно одинаковыми голосами.

— Ладно, молчите, надоедливые! — Женщина с трудом проглотила слезы. — Выпили вы из меня все соки, всю кровушку! — А сама присела к детям на коврик и начала целовать зареванные мордашки.

— Ох ты, жизнь наша! — мужичок покачал головой.

— Есть здесь места свободные? — послышался сиплый голос, и перед дверью вагона выросли широкие плечи и перепаханное морщинами лицо. На лоб человека была надвинута маленькая кепочка с пуговкой на макушке.

— Мест сколько угодно, — сказал Генка, которого удивил контраст между литыми плечами, мощной шеей и таким морщинистым лицом.

— Давай сюда, Володя! — широкоплечий кричал, но из груди у него вырывалось какое-то сипенье, голос, будто клочками, выдавливался из легких. — Здесь лафа. Почти пусто.

— Ну и отлично! — раздался звучный молодой голос, и тот, кого сиплый называл Володей, появился у вагона. Это был красивый человек лет двадцати восьми с рюкзаком за плечами. Таких рюкзаков Генка еще не видел. Одни ремни чего стоят — черные, сверкающие, будто покрытые лаком. А два чемодана, которые молодой пассажир поставил рядышком на земле, были сделаны из кожи с причудливыми выпуклыми разводами.