Пятоколонное - [6]

Интересно, что в тех же экспериментах процент «устоявших» резко возрастал, если хотя бы одному из подставных членов группы разрешалось ответить правильно. Даже один случай инакомыслия ослабляет хватку группового давления в разы. А если таких было двое, количество ответов, данных вопреки очевидному, сокращалось очень сильно.

Вы по-прежнему думаете, что «с ними нет смысла разговаривать»?

Не злить папу

В экспериментах Аша испытуемые были в безопасности. Можно ли сказать это о россиянах в сегодняшней ситуации?

Представьте себе, что вы живете с пьющим отцом-психопатом, который иногда впадает в буйство и начинает жестоко бить домочадцев. Сейчас уже не так, конечно, а вот помоложе-посильнее был когда… Когда просто с похмелья, то вечно всем недоволен, всех гоняет и слова поперек не скажи. В лучшем случае спит, что-то бормоча и воняя перегаром.

Только иногда он бывает добр и весел — когда играет его любимая команда. Он ярый болельщик, и еще играет в футбольный тотализатор. От результата матча зависит его настроение на три следующих дня: если победа — может и тортик купить, и по голове погладить. А если поражение — жди мордобоя, потому что ты под рукой и вообще виноват — плохо болел. Теперь скажите, если честно, разве вы не будете болеть за эту же команду? Не делать вид, не изображать — а действительное, искренне болеть?

И, если честно, разве не похожа эта ситуация на отношения населения России с властью за последние лет 500? Папа добрый, только когда наши побеждают. В Олимпиаде или в войнушку где-нибудь на окраинах. А если не побеждают, то горе тому, кто окажется козлом отпущения.

Это называется стокгольмский синдром, или идентификация с агрессором, многократно описанный на примере заложников. Невольно оказавшись в одной связке с насильником, в полной от него зависимости, жертва начинает разделять его требования и желания, а его оценки и опасения искренне считать своими — ведь это ее шанс выжить.

Не надо иметь слишком тонкую душевную организацию, чтобы почувствовать: украинский кризис для нашей власти сверхзначим. В эту корзину Кремлем сложены практически все яйца, это его отчаянная попытка перезаключить с населением контракт, потому что стабильности и роста уровня жизни он больше обеспечить не может — все украли, растратили, ничего нового не создали. Поражение на Украине будет означать крушение режима Путина в частности, и, похоже, крушение российской имперской идеи в целом…

Тихо! Папа смотрит самый-пресамый финальный матч! Он поставил на его исход все состояние. Надо быть камикадзе, чтобы в этот момент высказываться на ту тему, что наши играют нечестно. И что, по большому счету, им положен пенальти и красная карточка за такую наглость. Кто посмеет такое не то что сказать — подумать? Может, конечно, и не убьет, все же староват стал, папаша-то. Но а вдруг вспомнит прежнее? Лучше болеть вместе с ним и кричать «судью на мыло», когда он дает нашим штрафной.

Запугивание происходит постоянно, прямо и косвенно. Помните демонстративное увольнение профессора университета за «не ту» позицию по Крыму? Задержания за то, что развернули украинский флаг? А какую иную цель преследует, например, глупая донельзя травля Макаревича, как будто специально высосанная из пальца: ну, спел человек для детей-беженцев, в чем криминал-то? Если цель — запугать, то все делается верно: выбрана известная личность, прежде вполне к власти лояльная, явно абсурдный повод — и ату его. Чтобы каждый помнил: папа — псих, неизвестно, что и когда ему померещится, а неприкосновенных у нас нет, когда в игре такие ставки. Что ж, у населения этот коммуникативный канал очень хорошо прокачан, два раза повторять ему не надо. Плавали — знаем. Уже все любим «восставший Донбасс» и ненавидим «киевскую хунту».

Около трети участников опросов признались, что боятся отвечать «про политику». Вся их межпоколенная (а у старшего поколения и своя) память в ужасе от самого процесса: тебя спрашивают о лояльности власти, и записывают ответы в официальные бумаги. Стокгольмский синдром — мерзкая вещь, но подвержены ему все, просто в силу человеческой уязвимости и способности психики приспосабливаться ко всему, в том числе и к насилию. Если у кого-то хватает ресурса от него удержаться — прекрасно, но презирать и называть мерзавцами тех, у кого не хватило этих сил — а по какому праву? Последнее дело — обвинять в последствиях насилия жертву. Это значит — становиться союзником того, кто ее жертвой сделал.

* * *

Что же осталось у нас от огромных 84 %? Что-то осталось, конечно. Идейные имперцы, фанаты «русского мира», поклонники «жесткой руки», те, кто раскручивали тэг «Путин, введи войска», те, кто думает о базах НАТО гораздо больше, чем о собственном доме. Это не те, кто занят своей жизнью, не мирные конформисты и не жертвы. Именно эти люди, кто за деньги, кто по зову души, создают основную часть «патриотического угара», именно они создают впечатление «весь народ в едином порыве».

Сколько их? Может быть, те же самые 16 %. Может, 9 — те, что поддержали идею прямого вторжения. Может, больше. Но уж точно не подавляющее большинство. История про 84 % напоминает старый анекдот про переполох в публичном доме: «Ну, да, ужас. Но не ужас-ужас-ужас!».