Пятновыводитель для репутации - [36]

— Именно! — подтвердила Надя.

Но как такое возможно?

Лоуэлл Вебстер — миллионер, который сам сделал себе огромное состояние, с абсолютно безупречной репутацией. Сколько статей о нем понаписано! О том, как он пробился наверх, вырвавшись из трясины нищего детства, и превратил убыточную торговую фирму в богатейший источник дохода. Но дело не только в его богатстве. Его любили и уважали за бесчисленные благотворительные акции, неустанную заботу о малоимущих. К тому же его прочили на пост мэра Нового Орлеана: в предвыборной гонке он на голову опережал прочих участников.

— Но почему, ради всего святого, ты думаешь, будто Лоуэлл Вебстер убил Рикко? Да что вообще может быть общего у такого человека, как Вебстер, с отребьем вроде Рикко Мартинеса?

— Напрямую — ничего, — отозвалась Надя. — Мне нечем доказать свои слова. Но у Лоуэлла есть сын, Марк. И Марк этот на своего отца ни капли не похож. На самом деле он самим своим существованием ниспровергает все принципы, которых, предположительно, придерживается Вебстер. Но Марк — его единственный сын, и Лоуэлл сделает что угодно, лишь бы защитить его.

Шарлотта нахмурилась.

— Объясни-ка подробнее.

Надя вздохнула.

— Это длинная история. — Она откашлялась. — По словам Рикко, они с Марком познакомились, когда оба, еще подростками, отбывали срок во Флоридской детской колонии. Хотите верьте, хотите нет, но Рикко родился в состоятельной, благополучной семье в Майами. Просто спутался с дурной компанией. В колонии он оказался потому, что однажды ночью — просто ради развлечения — он вместе со своей бандой ограбил винный магазин и попался. А Марка посадили за перевозку наркотиков из Флориды в Луизиану. Его отец — вы только подумайте! — был уверен, что сын путешествует вместе с классом. В общем, в колонии между Рикко и Марком возникло нечто вроде дружбы. Марка выпустили первым, и он велел Рикко отыскать его, когда тот окажется на свободе. Когда Рикко вышел, он попытался вернуться домой. Но отец хотел преподать мальчишке урок и отказался иметь с ним дело. Предположительно, он обвинил Рикко в том, что тот опозорил семью и отныне может жить как угодно и на что угодно. По крайней мере, именно такова версия Рикко. После того, как отец, по выражению Рикко, «отрекся от него», он автостопом добрался до Нового Орлеана и разыскал Марка. Марк предостерег его, чтобы Флоридскую колонию он никогда и словом не поминал. Сказал, что отец использовал все свои связи, чтобы добиться его освобождения, и до сих пор злится — в первую очередь за то, что он попался.

— Ну хорошо, — вставила Шарлотта. — Теперь понятно, откуда Рикко знает Вебстеров. Однако я до сих пор не получила объяснения тому, зачем им понадобилось избавляться от него!

— Как рассказал Рикко, Марк по уши увяз во всяких грязных делишках. Разграбление могил — само собой. Но он вдобавок еще заядлый игрок. И Рикко, общаясь с ним, угодил в самую середину этого болота. Будь то разграбление могил или еще что, можно не сомневаться: Рикко слишком много знал об этом. И хоть доказательств у меня нет, я уверена, что Лоуэлл просто хотел скрыть очередные проделки сына, чтобы они не всплыли и не подмочили ему репутацию, когда он выдвинет свою кандидатуру на пост мэра.

Это откровение насчет Вебстеров почти превосходило пределы понимания Шарлотты.

— Так. Все это, конечно, интересно, — проговорила она. — Но, признаться, мне трудновато в это поверить. И если тебе не удастся убедить полицейских в правдивости той истории, которую ты мне только что поведала, они так и будут считать тебя виновной в смерти Рикко — или тебя, или Даниэля. Сейчас, насколько я могу понять, полицейским и в голову не приходит заподозрить кого-то еще. Ты обязана вернуться.

— Я не могу… — прошептала Надя. — Только не сейчас. Если мне даже вас не удалось убедить…

— Я не говорила, что ты меня не убедила, — возразила Шарлотта. — Но поверить в это непросто.

— В любом случае полицейских я точно не смогу убедить. Мое слово против слова такого человека, как Лоуэлл Вебстер, или его сына? Нет, это невозможно!

— Хотя бы скажи мне, где ты прячешься, — потребовала Шарлотта. — На случай, если что-то приключится с Дэви или Даниэлем.

— И… этого я тоже не могу сделать. Я же вас знаю, Шарлотта. В полной уверенности, что помогаете мне, вы все расскажете Джудит.

— Но, Надя…

— Никаких «но». Вы же сами знаете, что именно так и поступите. Но я еще позвоню. Обещаю. И, Шарлотта, еще раз благодарю вас за то, что приютили Дэви. Не представляю, с кем еще я могла бы спокойно оставить его. Пожалуйста, передайте Дэви и Даниэлю, что я их обоих очень люблю.

— Надя, ты… — В трубке раздались короткие гудки. Шарлотта убрала трубку от уха и уставилась на нее разъяренным взглядом. Надя прервала соединение.

Шарлотте очень хотелось выругаться, но за последнее время это чувство посещало ее так часто, что она уже привыкла. А еще ее одолевало желание изо всех сил и как можно дальше зашвырнуть телефон. Почти не в силах сдерживать растущий гнев и дрожь в руках, она отключила телефон и сунула его обратно в сумку.

Если бы только мозг можно было точно так же отключить, подумала она, чувствуя, как в голове ее вихрем закружились обрывки недавнего разговора.