Пятница, когда раввин заспался - [20]

— Стелла. Стелла Мастранджело.

— Как это пишется? А, впрочем, ладно, выведи-ка его вот на этом листке.

Девушка подошла и склонилась над столом. Она была молода и свежа, с гладкой смуглой кожей и черными озорными глазами. У Джо руки чесались похлопать её по попке, соблазнительно обтянутой черными атласными форменными шортами. Но он одернул себя и все тем же деловитым тоном добавил:

— Напиши адрес и номер страховки. Пожалуй, и телефон тоже, на тот случай, если ты срочно понадобишься здесь.

Стелла написала все, что требовалось, и выпрямилась, но не отошла к дивану, а облокотилась о край стола и стрельнула глазками на Джо.

— Это все, мистер Серафино? — спросила она.

— Да, — он уставился на бумажку. — Понимаешь, время от времени нам может быть нужна твоя помощь. Нелли намекала, что хочет получить ещё один свободный вечер, чтобы сидеть с ребенком.

— Я буду очень признательна, мистер Серафино.

— Ладно, что-нибудь придумаем. Твоя машина здесь?

— Нет, я приехала автобусом.

— Как же ты будешь добираться домой?

— Мистер Леонард сказал, что я могу уйти до полуночи. Как раз успею на последний автобус.

— А не страшно возвращаться одной в такой поздний час? Придумала тоже! Знаешь, что, сегодня я тебя подброшу, а в следующий раз договорись с кем-нибудь заранее. Пэту, что работает на стоянке, обычно удается уломать кого-нибудь из таксистов.

— О, мне так неловко вас утруждать, мистер Серафино!

— А что тут такого?

— Э… мистер Леонард говорил…

Джо поднял руку.

— Никто не узнает, — небрежно-увещевающим тоном молвил он. — Вон та дверь ведет прямиком на стоянку. Уходи без четверти двенадцать, топай до автобусной остановки и жди меня там. Я подъеду и заберу тебя.

— Но мистер Леонард…

— Если я нужен Ленни, он приходит сюда. Дверь заперта, значит, я лег прикорнуть. В таких случаях меня лучше не беспокоить, и он это знает. Понятно? Кроме того, нам с тобой надо поговорить о делах, верно?

Стелла кивнула и взмахнула ресницами.

— А теперь беги, дитя, ещё увидимся, — Джо по-отечески похлопал её по спине и отпустил с миром.

Днем в «Кубрике» подавали только бутерброды, пончики и кофе, но по вечерам тут можно было отведать фрикаделек со спагетти, жареных устриц с картошкой и сосисок с печеной фасолью. Меню было начертано на грязной засиженной мухами картонке, подоткнутой под раму зеркала в вестибюле. Каждое блюдо имело свой номер, и завсегдатаи называли его бармену. Почему-то считалось, что это ускоряет обслуживание.

Днем и в самом начале вечера пили тут мало. Те, кто заскакивал перекусить, обычно брали эль или пиво. Более поздние посетители иногда выпивали рюмочку виски перед ужином. Но завсегдатаи вроде Стенли непременно возвращались часов в девять. Тогда-то в «Кубрике» и начиналась настоящая жизнь.

Покинув дом раввина, Стенли покатил на своей желтой колымаге прямиком в «Кубрик», получил излюбленную снедь и, взяв пару кружек эля, приступил к трапезе. Бесстрастно, будто станок, он пережевывал пищу, заглядывая в тарелку, только когда надо было зачерпнуть оттуда, и тотчас снова переводя взор на экран телевизора, висевшего под потолком в углу зала. Время от времени Стенли брал кружку и надолго припадал к ней, не отрывая глаз от экрана.

Когда бармен поставил перед ним тарелку, Стенли обронил какое-то метеорологическое замечание, но потом умолк и больше ни с кем не заговаривал. Телепередача кончилась, Стенли допил вторую кружку, вытер губы бумажной салфеткой и отправился к кассе, чтобы заплатить по счету.

Помахав бармену рукой, он покинул «Кубрик», проехал несколько кварталов и остановился у дома "Мамы Шофилд". Миссис Шофилд восседала в гостиной. Стенли заглянул туда, пожелал ей доброго вечера и поднялся наверх. В своей комнате он сбросил башмаки, рабочие джинсы и рубаху и растянулся на кровати, закинув руки за голову и уставившись в потолок. На стенах его жилища не было никаких картинок, не то что в подвале храма. "Мама Шофилд" не потерпела бы тут выставки. Единственным украшением служил календарь с изображением мальчика, играющего со щенком. Эта идиллия была призвана каким-то непонятным образом пробудить в душе зрителя теплые чувства к угольной компании Барнардз-Кроссинг.

Обычно Стенли на часок погружался в дрему, но сегодня ему почему-то не спалось. Он понимал, что начался очередной приступ хандры, объяснявшейся одиночеством. Такое случалось часто. В тех кругах, в которых вращался Стенли, его холостяцкое житье воспринималось как лишнее доказательство ума: не дал себя окрутить, молодчина. Но сегодня он вяло подумал, что, быть может, переумничал и облапошил самого себя. Что это за жизнь? Жирная бурда за стойкой бара, меблирашка, ожидание встречи с собутыльниками в «Кубрике». Вот и все. А кабы он был женат… Перед глазами замелькали приятные картинки семейной жизни, и вскоре Стенли тихонько захрапел.

Проснулся он без нескольких минут девять. Встал, облачился в парадный прикид и поехал в «Кубрик». Видения все не оставляли его. Он выпил больше обычного, в надежде утопить их, но картинки знай себе выныривали на поверхность всякий раз, когда прерывалась беседа или стихал шум.

Где-то к полуночи толпа начала рассасываться, и Стенли поднялся. Чувство одиночества обострилось до предела. Нынче четверг. Может, какая-нибудь девчонка сойдет с последнего автобуса на углу Оук и Вайн. Может, она будет усталая и с благодарностью примет приглашение Стенли прокатиться с ним остаток пути до дома…