Пятнадцать лет скитаний по земному шару - [15]

В скитаниях по Австралии первым моим этапом был Талвуд. Ермоленко и я ехали туда из Брисбена по узкоколейной железной дороге. Она петляла в глубоких выемках, очень часто скрывалась в туннелях. Поезд пересек горную местность и помчался по обширной долине.

До Талвуда было двести километров. Вечером мы прибыли туда и увидели большой палаточный городок. У ярких костров расположились группы рабочих. В подвешенных над огнем котелках и жестяных банках готовился ужин. Я подошел к первому костру и с грехом пополам заговорил по-английски. Рабочие направили нас к начальству. «Босс» выдал лопаты и велел утром выйти на работу.

Чувствовал я себя плохо, меня лихорадило. В Австралии многие приезжие первое время хворают из-за резкой перемены климата. Все. же я пересилил себя и утром вместе с Ермоленко пошел на работу.

Босс привел нас к вагону и приказал наполнить его балластом. Он предупредил, что свое дело мы должны закончить до обеда. Но беда была в том, что балласт находился по другую сторону вагона; кроме того, приходилось высоко подкидывать лопату. Как мы ни старались, но сделать в срок работу не смогли. По записке босса получили в конторе первый заработок.

Ермоленко раскис и упрекал себя за то, что уехал из Брисбена, где ему предлагали работать в столовой, правда, за ничтожную плату. Заработанных нами денег хватало лишь на один билет до Брисбена. Мы поделили запас продуктов, а свою долю заработка я отдал Ермоленко, решившему вернуться в Брисбен.

Среди рабочих я встретил одного русского. Он пригласил меня в палатку и выслушал мой невеселый рассказ. По поводу моего недомогания он сказал:

— Ты не беспокойся, это бывает почти со всеми: такой тут климат, да и работа тяжелая. А через недельку втянешься и будешь чувствовать себя отлично. И я первое время мучился, не раз получал расчет… Тут все время жмешь как проклятый; пообедаешь, а потом снова — точно машина… А лопаты громадные…

Рано утром я двинулся в Уорик, к Артему. За весь день мне не попалось ни одного человека. По сторонам бродили эму, лениво пощипывая траву и не обращая никакого внимания на одинокого путника.

Настала холодная ночь. Было уже часа два, но я опасался спать на траве и продолжал идти. Впереди показался огонек. У костра сидел пастух и собирался кипятить в небольшом котелке чай. Он пригласил меня, достал из сумки хлеб, мясо, сыр и попросил принести воды, указав место, где ее набрать.

Рассветало. Невдалеке я увидел стадо коров, стоявших в луже, другие ходили вблизи. Я вернулся с пустым котелком и сказал, что вода грязная. Пастух рассмеялся: «Если другой воды нет, то и эта хороша. Конечно, пить ее сырой вредно, надо кипятить». Я наполнил котелок, подвесил его над костром. Пастух насыпал одновременно чай и сахар. Я с большим аппетитом позавтракал. Пастух добродушно улыбался, дал мне на дорогу несколько сигарет и показал путь к Уорику.

Дорога шла через эвкалиптовый лес. И снова, как накануне, кругом ни души, никаких признаков человеческого жилья. Поздним вечером сильно захотелось спать. Я свернул в лес, ощупью набрал сухой травы и веток, разложил костер. Возле просеки валялись срубленные деревья. Положив два чурбана в огонь, я лег и крепко уснул.

Разбудило меня солнце. Я вышел на просеку и двинулся дальше. Было жарко, мучила жажда, во рту пересохло. Меня охватило беспокойство: неужели так и не встречу людей, не найду воды?.. Наконец я вышел из леса на прекрасную равнину.

По обеим сторонам дороги тянулись ряды колючей проволоки, за которой паслись огромные стада овец и рогатого скота. Послышался лай собак. Завидев меня, быки с ревом бросились к проволоке. Пришлось отойти подальше, но разъяренные животные еще долго бесновались за оградой.

Мне попалось несколько кактусов со зрелыми красными плодами. Сорвав их и очистив от колючей кожуры, я жадно стал жевать сочную мякоть, освежил рот и зашагал веселее.

Только под вечер, голодный и усталый, я набрел на жилье и постучал в дверь. Вышел здоровый и широкоплечий пожилой человек. Взглянув на меня, он спросил: «Вы голодны?» Я слегка покачнулся, и старик, обхватив меня сильной рукой, проводил в чистую комнату.

Это был дом зажиточного фермера-скотовода. На столе лежало мясо, ветчина, масло, сыр, хлеб. Мне налили чаю с молоком, накормили. Собралась вся семья: хозяин, его жена, трое взрослых сыновей и дочь. На стенах висели картины; одна из них изображала английских солдат во времена Крымской войны. В шкафах и на полках было много книг — произведения Шекспира, Диккенса, Байрона, Теннисона. Семья фермера была удивлена, что русский прохожий, слабо объясняющийся по-английски, знаком с этими классиками.

На другой день один из сыновей фермера отвез меня на лошади к железной дороге. Оттуда было километров пятнадцать до Уорика, где меня ждала встреча с Артемом.

Лишь немного больше недели прошло, как мы расстались с Артемом, но за это короткое время он сильно загорел, окреп, к нему вернулось обычное жизнерадостное настроение.

— А я только что собирался писать, чтобы ты приехал, — сказал Артем. — Босс Томсон очень ценит русских рабочих и возьмет тебя в свой отряд.