Пятидесятилетний дядюшка, или Странная болезнь - [7]
Она, право, лучше меня!.. Она счастлива, а счастие есть награда доброй и чистой души, чуждой эгоизма… (Молчание)… Я хотела говорить с ней о дядюшке – и не сказала ни слова… Однако ж, мне стало как-то легче… Она его не любит; но можно ли ей поверить в этом… Да если б и так – мне-то что в этом? Ведь он всё-таки только об ней и думает, только ею и занят… Однако ж этот разговор много, много облегчил меня… А отчего!.. (Качая головою). А! понимаю тебя, хитрое и бедное сердце!.. Ты торгуешься с судьбою, и если не успело ничего выторговать, так радуешься, что и другие не счастливее тебя… (Молчание). Да! во мне есть демон греха!.. Я уж знаю ревность… зависть…{17} Всё, всё против меня… и против всех нас, да только одна я должна всё нести на себе… Кто-то идет… голоса… дяденька…
ГОРСКИЙ (за дверью). Смелей, смелей, Федор Кузмич… Она одна… в гостиной…
Явление V
Входят Горский и Бражкин.
ГОРСКИЙ. Лизанька, я веду к тебе гостя, Федора Кузмича…
БРАЖКИН (подходит к руке Лизаньки). Здравствуйте, Лизавета Петровна… извините-с…
ГОРСКИЙ. Что тут за извинения – люди знакомые – не в первый раз видитесь друг с другом. (На ухо Бражкину). Ну, смелей!..
БРАЖКИН (на ухо Горскому). Постойте-с, Николай Матвеич, не надо торопиться – чтоб не испортить дела… сперва нехудо навести справки… (Вслух). Как ваше здоровье, Лизавета Петровна? – то есть – всё ли вы в добром здоровье? Другими словами – как вас бог милует?..
ЛИЗАНЬКА. Благодарю вас. Я – слава богу – здорова. Вы как?
ГОРСКИЙ (про себя). Здорова!.. а сама бледна – глаза красные – видно, что плакала… Уж эти мне слезы, чтоб век мне ими плакать!.. (Вслух). Лизанька, мы пришли к тебе за делом… Присядемте-ко – садитесь-ко, Федор Кузмич, да начинайте, а то ведь и конца не будет… Пуще всего не забывайте, что мое дело – сторона…
БРАЖКИН. Да-с, то есть, оно известное дело – кто в беде, тот и в ответе… (Про себя). Ай! да у меня язык прилип к нёбу… и губернатора так никогда не трусил… (Вслух) Лизавета Петровна… (Молчание).
ЛИЗАНЬКА. Что вам угодно, Федор Кузмич?
БРАЖКИН. Мне?… то есть – что мне угодно?.. Да-с, есть дельце… то есть, покорнейшая просьба до вас…
ЛИЗАНЬКА. Просьба?.. До меня?..
БРАЖКИН. Именно так-с… просьбица к вам… и резолюцию вы же извольте наложить… Вам не безызвестно, что я три трехлетия сряду был, по воле дворянства, судьею-с… имею пряжку за пятнадцатилетнюю беспорочную службу…{18} Именьице тоже порядочное-с – триста душ по последней ревизии… чистых, незаложенных… нынче это редкость… чин небольшой… титулярный… да ведь нынче чины-то дают не за выслугу-с… а за ученье… не как прежде… то есть, сколько ни служи, а именьица не скопишь порядочного… чтобы под старость кусок хлеба иметь-с… (Покашливает, сморкается и нюхает табак).
ГОРСКИЙ (про себя). Ну, занес! и смолоду умен не был, а под старость и совсем дурак стал! (Вслух). Да это, Федор Кузмич, слишком подробно – прямее к делу!
БРАЖКИН. Нет, уж позвольте, Николай Матвеич, я всегда поступал, как прилично солидному и благоразумному человеку… когда служил, так ни одной бумаги не подпишу, бывало, пока секретарь десять раз не растолкует… Бывало, так перо в руки и сует… Э, нет! Семен Авдеич, говорю ему, я люблю аккуратность, чтоб после оглядок не было… ведь неравен час… Итак-с, с позволенья вашего, Лизавета Петровна, то есть, всего титулярный… зато пряжка за пятнадцатилетнюю беспорочную службу…{19} От батюшки-покойника досталось мне сто душ, да за покойницей женой взял я пятьдесят… а теперь у меня до трехсот имеется… то есть – не расточил, а приумножил-с… Три года живу в деревне, без жены и без должности… занимаюсь устройством хозяйства… детей только двое-с… Федюше четырнадцать, а Маша по двенадцатому годочку… воспитаны в страхе божием…
ЛИЗАНЬКА. Я всё это давно уж знаю, Федор Кузмич – ведь вы старинный приятель дяденьки, и я еще с ребячества знаю вас и детей ваших и помню вашу Авдотью Сидоровну… Так к чему же все эти подробности?..
БРАЖКИН. Так нужно-с… для аккуратности больше… чтоб после оглядок не было… позвольте всё сказать… Послужной список без замечаний… три года служил судьею… из сего следует: наскучив вдовством, которое несообразно с моим характером и привычками… иногда – знаете – скучно, коли и побраниться не с кем… я давно имел желание снова вступим. в законное супружество… Зная вас, как девицу, исполненную достоинств и воспитания, благоразумную – то есть – солидную, я давно уже намекал Николаю Матвеичу о моем намерении предложить вам руку и сердце – как нынче говорят, да Николай Матвеич всё как-то нерешительно объяснялись по этому предмету, отговариваясь вашею молодостию и несообразностию наших лет… но нынешний день я приехал с тем, чтобы требовать решительного ответа, ибо дальнейшее отлагательство оного, особливо в случае отказа, может быть причиною, что я упущу другую какую-нибудь выгодную партию…
ЛИЗАНЬКА. Я, конечно…
БРАЖКИН (перебивая ее). Позвольте, позвольте, Лизавета Петровна… мне всегда трудно приступить к делу и начать речь – а коли уж начал – люблю аккуратность… Дайте же мне всё сказать… Итак-с, нынешний день я приехал за решительным ответом… Николай Матвеевич сказали мне, что они-де не хотят ни приневоливать, ниже советовать… то есть, по-нынешнему… да это с одной стороны и хорошо… то есть, показать вид, что не хочу неволить… то есть – даю волю… Пойдемте, говорит, Федор Кузмич, вместе – она-де теперь в гостиной, и вы при мне и сделаете предложение… Не захочет – жаль, а делать нечего; согласится – очень рад войти в родство с старинным приятелем и почтенным человеком… Вот-с мы к вам и пришли… Конечно-с, я человек не молодой… мне уж за пятьдесят… да зато нрав у меня смирный… мухи не трону… После обеда люблю всхрапнуть – а вечерком главное занятие в мушку – очень приятная игра-с… я вас выучу… Вообще я надеюсь, что вы,
Настоящая статья Белинского о «Мертвых душах» была напечатана после того, как петербургская и московская критика уже успела высказаться о новом произведении Гоголя. Среди этих высказываний было одно, привлекшее к себе особое внимание Белинского, – брошюра К. Аксакова «Несколько слов о поэме Гоголя «Похождения Чичикова или мертвые души». С ее автором Белинский был некогда дружен в бытность свою в Москве. Однако с течением времени их отношения перешли в ожесточенную идейную борьбу. Одним из поводов (хотя отнюдь не причиной) к окончательному разрыву послужила упомянутая брошюра К.
Цикл статей о народной поэзии примыкает к работе «Россия до Петра Великого», в которой, кратко обозревая весь исторический путь России, Белинский утверждал, что залог ее дальнейшего прогресса заключается в смене допетровской «народности» («чего-то неподвижного, раз навсегда установившегося, не идущего вперед») привнесенной Петром I «национальностью» («не только тем, что было и есть, но что будет или может быть»). Тем самым предопределено превосходство стихотворения Пушкина – «произведения национального» – над песней Кирши Данилова – «произведением народным».
Содержание статей о Пушкине шире их названия. Белинский в сущности, дал историю всей русской литературы до Пушкина и показал становление ее художественного реализма. Наряду с раскрытием значения творчества Пушкина Белинский дал блестящие оценки и таким крупнейшим писателям и поэтам допушкинской поры, как Державин, Карамзин, Жуковский, Батюшков. Статьи о Пушкине – до сих пор непревзойденный образец сочетания исторической и эстетической критики.
«Речь о критике» является едва ли не самой блестящей теоретической статьей Белинского начала 40-х годов. Она – наглядное свидетельство тех серьезных сдвигов, которые произошли в философском и эстетическом развитии критика. В самом ее начале Белинский подчеркивает мысль, неоднократно высказывавшуюся им прежде: «В критике нашего времени более чем в чем-нибудь другом выразился дух времени». Но в комментируемой статье уже по-новому объясняются причины этого явления.
«…Вот уже четвертый альманах издает г. Владиславлев и делает этим четвертый подарок любителям легкого чтения и красивых изданий. На этот раз его альманах превзошел, как говорится, самого себя и изящностию своей наружности, роскошью приложений, и замечательностию содержания. По стихотворной части, его украсили произведения Пушкина, князя Вяземского, гр. Р-ной, Языкова, Кольцова, Подолинского и других…».
«Сперва в «Пчеле», а потом в «Московских ведомостях» прочли мы приятное известие, что перевод Гнедича «Илиады» издается вновь. И как издается – в маленьком формате, в 16-ю долю, со всею типографическою роскошью, и будет продаваться по самой умеренной цене – по 6 рублей экземпляр! Честь и слава г. Лисенкову, петербургскому книгопродавцу!…».