Пятидесятилетний дядюшка, или Странная болезнь - [15]
Явление II
ХВАТОВА (одна).
Дело! он простоват, а больно любит их, только подожги его для господ… Теперь над подумать, как бы половчее – чтобы дело-то порешить прежде Алексея Степаныча, а коли не удастся – так хоть переехать ему дорогу… Он ведь богат, мог бы жениться на какой-нибудь и побогаче – так вот нет – хочет перебивать дорогу у бедных людей… заплати ему господи!.. Надо навострить Платошу-то, а то он – бог с ним – простоват – всё наткни да научи, а сам ни в чем не догадается…
Явление III
Хватова и Катенька.
КАТЕНЬКА. Матрена Карповна, не видали вы Владимира Дмитриевича?
ХВАТОВА. Да он ушел с Платошенькой никак стрелять.
КАТЕНЬКА. А!.. я не знала…
ХВАТОВА (смотря в окно). Да вон и они – много ли-то настреляли?
Явление IV
Те же и Мальский с Хватовым.
ХВАТОВА. Ну, что? много набили?
ХВАТОВ. Ничего не убили, маменька. Я дал пуделя по утке, а Владимир Дмитрич и совсем не стреляли.
МАЛЬСКИЙ. Да – охота была не очень счастлива. Да мне и не хотелось – я пошел больше для Платона Васильевича.
ХВАТОВА. Платошенька, мне надо с тобою поговорить. Пойдем-ко. (Уходят).
Явление V
Катенька и Мальский.
МАЛЬСКИЙ. Что дяденька?
КАТЕНЬКА. Всё то же – смотрит исподлобья и молчит
МАЛЬСКИЙ. А Лизавете Петровне лучше?
КАТЕНЬКА. Она хотела нынче выйти к столу… Вот и будь тут весела да беспечна! Видно, и мне пришлось, смотря на всех, ходить с траурным лицом. Ах, как скучно и грустно. Владимир Дмитриевич!..
МАЛЬСКИЙ. Мне самому не легче. К тому же я… расстаюсь с вами… Я только жду, чтоб дядюшка оправился… пришел в себя… и мог бы проститься со мною без сердца. по-родственному… А там и за границу…
КАТЕНЬКА. Хороши же вы, Владимир Дмитриевич, Бог наслал на нас горе, а вы тут-то и хотите нас оставить..
МАЛЬСКИЙ. Что ж делать, если мое присутствие не помогает горю, а только увеличивает его!.. А вам жаль будет меня, когда я уеду?
КАТЕНЬКА. Злой человек! вы еще можете спрашивать!.. (Утирает слезы).
МАЛЬСКИЙ (про себя). Она любит меня!.. это утешительно!.. Ну – разом всё кончить – что бы ни было!.. (Вслух) Катерина Петровна… я давно сбирался поговорить с вами о наших отношениях…
КАТЕНЬКА. Вот нашли время говорить об отношениях! Право, вы с ума сошли, если еще можете о них думать! Теперь это нимало не забавно и не смешно. (Вздыхая). Да! – теперь уж не до шуток! Ах, вон и Лизанька – и, кажется, веселее!
Явление VI
Те же и Лизанька.
КАТЕНЬКА. Тебе, Лизанька, кажется, лучше?
ЛИЗАНЬКА. Да, я теперь хорошо себя чувствую.
КАТЕНЬКА (целуя ее). Милая моя! как ты похудела, бедненькая! Не хочешь ли идти в сад – тебе бы это полезно…
ЛИЗАНЬКА. Я туда и шла было, да увидела там Матрену Карповну с ее Платошенькой и воротилась назад…
КАТЕНЬКА. Ведь этакая бессовестная – видит, что тут совсем не до нее – и как нарочно расположилась гостить у нас с своим дураком.
ЛИЗАНЬКА. Ну, бог с ними. Коли от зла нельзя отделаться – надо терпеть его. Ты видела нынче дяденьку?
КАТЕНЬКА. Видела. Он спокойнее, чем вчера и третьего дня, но зато еще мрачнее. Теперь и тебе бы, Лизанька, надо сходить к нему повидаться.
ЛИЗАНЬКА. Я хочу это сделать.
КАТЕНЬКА. А посмотри-ко, Лизанька, как хорош Владимир Дмитриевич: пока у нас всё шло еще сносно – он наш друг и родственник и мой обожатель, а как пошло всё хуже и хуже, так он и оставить нас хочет, говорит – еду. Неправда ли, хорош? О, бессовестный!
ЛИЗАНЬКА. Владимир Дмитриевич, и у вас достает духу так огорчать Катеньку… и всех нас?..
МАЛЬСКИЙ. Но… вы знаете… третьего дни… вы сами… видели… слышали…
ЛИЗАНЬКА. Да, что дяденька тогда немного погорячился… вышел из себя… и обошелся с вами немного грубо… но… любезный… Владимир Дмитриевич… вы сами знаете, что с некоторого времени с ним это не в первый раз случалось… просто вспышка… Я уверена, что он уже раскаивается и что больше этого не будет…
МАЛЬСКИЙ. Вы так думаете?
ЛИЗАНЬКА. Да, я имею причины так думать…
КАТЕНЬКА. Да, разумеется, дяденька так добр, и его странные поступки – просто припадки болезни. Впрочем, может быть, вы и рады им, как предлогу, чтоб оставить нас…
МАЛЬСКИЙ. Можете ли вы так думать, Катерина Петровна?..
КАТЕНЬКА. Могу, очень могу, злой человек!.. Вы нас нисколько не любите, вам скучно с нами… Разве я не вижу, что со дня на день вы становитесь печальнее… Кого любишь, с теми весело… (Кланяясь ему). Да уезжайте… с богом – умаливать вас не будут и плакать о вас тоже не будут… (Утирает слезы).
ЛИЗАНЬКА. И вы еще будете говорить об отъезде… (Тихо Мальскому). И ваше сердце молчит… не отзывается на такую любовь?..
МАЛЬСКИЙ. Но… я… конечно… посмотрю… что скажет дяденька… (Про себя). Боже мой! я погиб… она меня любит!..
КАТЕНЬКА. Что же вы так бледны… смущены… Ну, полноте, я не сержусь больше – успокойтесь, верный рыцарь! Я, Лизанька, пойду к дяденьке – скажу ему, что тебе лучше, что ты вышла из комнаты – может быть, он сам захочет, чтоб ты пришла к нему – тогда я скажу тебе. А ты урезонь хорошенько нашего упрямца – да не будь к нему слишком снисходительна – строже с ним – их надо держать в руках… (Уходит).
Явление VII
Лизанька и Мальский.
ЛИЗАНЬКА. Катенька!.. Убежала – не слушает – всегда одна и та же!..
МАЛЬСКИЙ. Да – и кажется, нельзя заметить и малейшего желания перемениться… хоть немного…
Настоящая статья Белинского о «Мертвых душах» была напечатана после того, как петербургская и московская критика уже успела высказаться о новом произведении Гоголя. Среди этих высказываний было одно, привлекшее к себе особое внимание Белинского, – брошюра К. Аксакова «Несколько слов о поэме Гоголя «Похождения Чичикова или мертвые души». С ее автором Белинский был некогда дружен в бытность свою в Москве. Однако с течением времени их отношения перешли в ожесточенную идейную борьбу. Одним из поводов (хотя отнюдь не причиной) к окончательному разрыву послужила упомянутая брошюра К.
Цикл статей о народной поэзии примыкает к работе «Россия до Петра Великого», в которой, кратко обозревая весь исторический путь России, Белинский утверждал, что залог ее дальнейшего прогресса заключается в смене допетровской «народности» («чего-то неподвижного, раз навсегда установившегося, не идущего вперед») привнесенной Петром I «национальностью» («не только тем, что было и есть, но что будет или может быть»). Тем самым предопределено превосходство стихотворения Пушкина – «произведения национального» – над песней Кирши Данилова – «произведением народным».
Содержание статей о Пушкине шире их названия. Белинский в сущности, дал историю всей русской литературы до Пушкина и показал становление ее художественного реализма. Наряду с раскрытием значения творчества Пушкина Белинский дал блестящие оценки и таким крупнейшим писателям и поэтам допушкинской поры, как Державин, Карамзин, Жуковский, Батюшков. Статьи о Пушкине – до сих пор непревзойденный образец сочетания исторической и эстетической критики.
«Речь о критике» является едва ли не самой блестящей теоретической статьей Белинского начала 40-х годов. Она – наглядное свидетельство тех серьезных сдвигов, которые произошли в философском и эстетическом развитии критика. В самом ее начале Белинский подчеркивает мысль, неоднократно высказывавшуюся им прежде: «В критике нашего времени более чем в чем-нибудь другом выразился дух времени». Но в комментируемой статье уже по-новому объясняются причины этого явления.
«…Вот уже четвертый альманах издает г. Владиславлев и делает этим четвертый подарок любителям легкого чтения и красивых изданий. На этот раз его альманах превзошел, как говорится, самого себя и изящностию своей наружности, роскошью приложений, и замечательностию содержания. По стихотворной части, его украсили произведения Пушкина, князя Вяземского, гр. Р-ной, Языкова, Кольцова, Подолинского и других…».
«Сперва в «Пчеле», а потом в «Московских ведомостях» прочли мы приятное известие, что перевод Гнедича «Илиады» издается вновь. И как издается – в маленьком формате, в 16-ю долю, со всею типографическою роскошью, и будет продаваться по самой умеренной цене – по 6 рублей экземпляр! Честь и слава г. Лисенкову, петербургскому книгопродавцу!…».