Пятьдесят восемь лет в Третьяковской галерее - [14]

В Мытищах же Перов написал «Чаепитие» - толстого иеромонаха, пьющего чай, а сзади стоя пьет чай его послушник, и безногого инвалида-солдата, просящего милостыню; также - «У последнего кабака», «Семейное путешествие на богомолье частного пристава из Москвы к Троице-Сергиевской лавре» и многие другие произведения. Все они собраны в нашей галерее. Третьяков не только дружил с самим художником, но и с его семьей. Семья Перова бывала в гостях у Третьякова и в Москве, и на даче в Кунцеве. Вообще знакомство было семейное, самое тесное. Но однажды, по какому-то случаю Третьяков не успел купить у Перова его большую картину «Приезд гувернантки в купеческий дом». Кажется, Третьяков уезжал за границу, а Перову понадобились деньги. И картина прошла мимо Третьякова. Когда он узнал, что картины уже нет у художника, он рассердился очень сильно, был просто вне себя. Он не хотел ни видеть Перова, ни писать ему. А сам тайно от художника наводил справки, кто же купил картину и нельзя ли ее перекупить. На его несчастье, картина была куплена богатой женщиной, которая не хотела за нее никаких денег. Третьяков, кроме денег, предлагал ей другую картину, но безуспешно! Гнев Третьякова против Перова усилился. Одно время всем, кто близко к нему жил, было тяжко: таким сердитым казался Павел Михайлович.

- Лучшая картина ушла! - жаловался он.

Жена его старалась как-нибудь смягчить гнев мужа против Перова. В переговоры была вовлечена и жена Перова, Елизавета Григорьевна. Ничто не помогало. Дело дошло до того, что Третьяков и слышать ничего не хотел о Перове. А Перов… работал по-прежнему. Скоро Третьяков узнал стороной, что у художника уже написана новая замечательная картина «Птицеловы», пейзаж на которой сделан Саврасовым. Тогда он посылает к Перову своего брата Сергея Михайловича, чтобы тот купил картину якобы для себя. Картина была немедленно куплена и сперва помещена в доме Сергея Михайловича на Пречистенском бульваре, а потом, спустя несколько месяцев, перешла в галерею, но на ее раме до самой смерти Перова висела табличка: «Картина принадлежит С. М. Третьякову».

Картина же «Приезд гувернантки в купеческий дом» была куплена в галерею только через несколько лет - Третьяков дал за нее другую картину и очень крупную сумму денег.

Конфликт между Перовым и Третьяковым длился довольно долго, но в конце концов они помирились. Когда Перов заболел, Третьяков поместил его на своей даче в Тарасовке. Однако Тарасовка тогда была очень глухой местностью, без врачей, и больного Перова перевезли в Кузьминки, около Москвы, к его брату-доктору, и тут он вскоре умер (весной 1882 года).

Я помню похороны, устроенные ему Третьяковым и другими почитателями и художниками. Тысячная толпа провожала гроб до кладбища Данилова монастыря. Студенты несли вокруг гроба гирлянды из веток ели и сосны. Перов был похоронен рядом с Гоголем. На его могиле был поставлен хороший памятник. Третьяков купил почти все картины, акварели, рисунки Перова, оставшиеся в его мастерской. [59] И, между прочим, за семь тысяч рублей купил недоконченную картину «Спор о вере». По просьбе семьи деньги он выплачивал помесячно.

Больше всего, как мне кажется, Третьяков ценил Сурикова. О нем он всегда говорил с очень большим почтением. И Репина, конечно, ценил. Но Репина он как-то боялся… например, боялся дать ему поправить его же собственные картины. Репин был художник размашистый, широкий. Ему ничего не стоило вместо того, чтобы поправить какое-нибудь небольшое место на картине, переписать гораздо больше. И переписывал он, как говорили знатоки, иногда и к худшему. На этой почве между Репиным и Третьяковым произошел серьезный конфликт. Я помню все подробности, потому что сам пострадал при этом.

Когда у нас появилась картина «Не ждали», вокруг нее поднялись большие разговоры. Художники и критики находили, что лицо человека, возвратившегося из ссылки, не гармонирует с лицами семьи. Об этом писали газеты и, слышно было, много спорили художники в Петербурге и в Москве. Однажды Третьяков, вернувшись из Петербурга, справился у меня, не был ли в галерее Репин. Похоже было, что он поджидал Репина в Москву.

И действительно, через несколько дней в галерею пришел Илья Ефимович, на этот раз с этюдником и красками. Как раз в этот день Третьякова дома не было, он уезжал куда-то на несколько дней.

- Жалко, что его нет. Ну, все равно. Дайте-ка мне лесенку, я должен сделать поправку на картине «Не ждали», - сказал он мне и Ермилову.

Мы знали, что Репин - близкий друг Третьякова и всей его семьи. Но как же все-таки разрешить поправку без особого разрешения Павла Михайловича? Мы смутились. Репин тотчас заметил наше смущение, усмехнулся:

- Вы не беспокойтесь. Я говорил с Павлом Михайловичем о поправке лица на картине «Не ждали». Он знает, что я собираюсь сделать.

И. Е. Репин. Крестный ход в Курской губернии. 1880 - 1883.

Раз так, делать нечего, - мы принесли ему лесенку, он надел рабочую блузу, поднялся к картине и быстро начал работать. Меньше чем в полчаса голова ссыльного была поправлена. Окончив ее, Репин переходит с красками к другой своей картине «Иван Грозный и сын». Мы как ответственные хранители встревожились. Репин спокойно сказал нам: - Вот я немного трону краской голову самого Ивана Грозного.