Пятьдесят оттенков Дориана Грея - [11]

Хелен подошла к холсту и стала внимательно рассматривать портрет. Это, несомненно, была великолепная работа, и сходство поразительное. Как обычно, Розмари проявила весь свой талант. Но Хелен видела, что картина завораживает другим – Розмари запечатлела в ней все свои невысказанные желания.

– Дорогая Розмари, от всей души поздравляю тебя, – сказала Хелен. – Это лучшее произведение нашего времени. Мистер Грей, взгляните сами.

Дориан вздрогнул, как будто пробудившись ото сна.

– Портрет готов? – пробормотал он, сойдя с платформы.

– Готов, – ответила Розмари. – И должна поблагодарить вас за то, что так прекрасно позировали сегодня.

– Это целиком моя заслуга, – вмешалась Хелен. – Не так ли, мистер Грей?

Дориан медленно направился к холсту и, подойдя, бросил на него безучастный взгляд. Но, едва увидев портрет, он изумленно отшатнулся, и на его щеках появился румянец удовольствия, а в глазах загорелся огонек, как будто он впервые увидел себя со стороны. Он неподвижно застыл от изумления.

– Вам нравится? – спросила Розмари, задетая его молчанием. Хелен даже стало ее жаль. Бедная девочка понятия не имела о том, какое эротическое переживание потрясло их обоих несколько минут назад. Откровенно говоря, она вообще не имела представления об эротических переживаниях. Хелен подавила улыбку. Розмари чувствует себя оскорбленной сейчас, что же она должна будет почувствовать, когда узнает про то, что произошло между ними в саду.

Дориан по-прежнему не проронил ни слова, и Хелен заговорила вместо него:

– Конечно, ему нравится портрет, Розмари. Как он может не понравиться?! Это одна из лучших картин современности. Я заплачу столько, сколько попросишь. Он должен быть у меня.

Розмари со вздохом опустила голову.

– Послушай, должна же ты рано или поздно расстаться с ним, – сказала Хелен.

– Да, должна, – ответила Розмари.

– Вот и умница, – насмешливо похвалила Хелен. – А теперь перейдем к тому, что я считаю настоящим искусством, – к деловому соглашению.

– Нет-нет, – возразила Розмари, закусив губу с упрямым выражением, и это взбесило Хелен, потому что ей показалось, что таким образом она только набивает себе цену. – Я не буду его продавать. – Не давая Хелен сказать, она продолжила: – И отдать его я тоже не могу. Он принадлежит не мне, Хелен.

– А кому же?

– Дориану, конечно.

– Ему невероятно повезло.

– Как печально. Как нелепо! – проговорил Дориан, не в силах оторвать глаз от портрета. – Я постарею, стану уродливым, отвратительным стариком, а человек на портрете будет оставаться молодым. Он не станет старше ни на день… Если бы я мог поменяться с ним местами! За это я бы отдал все, что угодно. Я бы отдал душу, если бы это было возможно!

– Тебе такая сделка вряд ли понравится, Розмари, не так ли? – со смехом сказала Хелен.

– Я бы воспротивилась этому всей душой, – ответила Розмари.

– Да, твоей работе был бы нанесен большой урон, – продолжала смеяться Хелен.

– Я не шучу! – закричал Дориан. – Хелен была права. Единственная стоящая вещь в этой жизни – молодость. Как только увижу, что старею, я убью себя.

– Дориан! Не говорите так! – воскликнула Розмари, схватив Дориана за руку. – У меня нет никого ближе вас! Неужели вы ревнуете к бесчувственным вещам? Вы прекраснее любой из них!

– Я ревную к вещам, потому что им не придется умирать. Я ревную к портрету, который вы написали. Почему он сохранит красоту, которую потеряю я? Время отнимает у меня каждое мгновение и дарит их ему. Зачем вы написали портрет, Розмари? Это насмешка – жестокая насмешка! – Он вырвал руку из руки Розмари и бросился на диван, зарывшись лицом в подушки, как будто возносил молитву.

– Вот что ты наделала, Хелен, – с горечью сказала Розмари.

– Это истинное лицо Дориана Грея, вот и все, – Хелен пожала плечами.

– Это неправда.

– Если неправда, то в чем моя вина? – с притворным недоумением спросила она.

– Тебе следовало уйти, когда я попросила тебя об этом, – пробормотала Розмари.

– Напротив, ты попросила меня остаться.

– Хелен, ты и Дориан – самые близкие мне люди, но вы оба заставили меня возненавидеть самую удачную из моих работ, мне следует уничтожить ее. Это всего лишь кусок холста и немного красок. Я не позволю портрету встать на пути у каждого из нас.

Дориан, подняв от подушки побледневшее лицо, наблюдал полными слез глазами за Розмари, которая подошла к столу, где хранила краски. Она открыла ящик и из груды пустых тюбиков и засохших кистей достала длинный нож с тонким стальным лезвием. С глухим всхлипом Дориан вскочил с дивана и, бросившись к ней, вырвал из ее руки нож и отбросил в другой конец комнаты.

– Не делай этого, Розмари, – сказал он, внезапно успокоившись. – Не совершай убийства.

– Я рада, что вы наконец оценили мою работу, – холодно сказала Розмари. – Я не смела надеяться на это.

– Оценил? – переспросил он. – Я влюблен в портрет, Розмари. Он как будто часть меня. Я чувствую свою связь с ним.

– Прекрасно. Как только он высохнет, я покрою его лаком, подберу раму и отправлю к вам домой, – сказала Розмари, вытирая руки куском ткани, который висел на мольберте. – Вы сможете сделать с собой все, что пожелаете.