Пятьдесят на пятьдесят - [85]

Я подошел к холодильнику, достал бутылку белого вина, откупорил, наполнил три бокала. Потом сел за кухонный стол, и сестры ко мне присоединились.

— Вот и славно, — повторил я. — Итак, все мы знаем, что ваш папаша полный идиот. — Тут Элис снова открыла рот, собираясь что-то сказать, но я взмахом руки ее остановил. — Но далеко не такой идиот, когда ставит перед собой задачу всех рассорить.

— Но… — начала было Элис.

— Послушай, — перебил ее я. — Обе вы, должно быть, наговорили сегодня друг другу вещей, которых не стоило говорить. Обе обижены. Но это можно остановить прямо сейчас, было бы желание. Так что давайте выпьем вина и возьмем минуту на размышление.

И я приветственно приподнял бокал за ножку. Софи сделала то же самое. Элис нехотя последовала нашему примеру.

— Ваше здоровье, — сказал я. И мы с Элис отпили по большому глотку, а Софи лишь пригубила. — Вот так-то лучше, — заметил я. — Ну что, мы снова друзья?

Девушки не ответили, просто каждая отпила еще по глотку.

Напряжение сразу спало. Элис рассмеялась.

— Ты никогда не хотел заняться дипломатической работой? — спросила меня она. — Уверена, сразу бы установил мир на Ближнем Востоке.

— Без шансов, — ответил я. — Арабы не пьют.

И все мы трое дружно рассмеялись этой моей не слишком удачной шутке.

Похоже, что в доме на Стейшн-Роуд вновь установился мир, в отличие от сектора Газа. И я был этому рад. Мне не хотелось, чтобы Элис уехала домой раньше понедельника.

Глава 20

В пятницу в три часа дня я сидел в часовне при крематории в Слоу, и вот мимо меня четверо мужчин пронесли гроб с телом отца и поставили на покрытый тканью катафалк.

Вошел священник в белом стихаре поверх черной сутаны, встал за кафедрой.

— Вы сын? — спросил он.

— Да, — ответил я.

— Ждете кого-то еще?

— Нет.

— Хотите что-нибудь сказать об усопшем? — спросил он.

— Нет.

— Хорошо. Тогда начнем.

Двери в задней части часовни со скрипом отворились. Я обернулся. Вошел сержант Мюррей, сел на скамью в двух рядах от меня. Я кивнул ему, он ответил тем же. Затем я обернулся к священнику, он уже принялся за дело:

— Ты есть воскресение и жизнь, сказал Господь; тот, кто верит в меня, хоть и мертв, будет жить; те, кто живут и верят в меня, никогда не умрут…

И священник продолжал бубнить слова поминальной молитвы, выложив перед собой Книгу Псалмов.

Но я не слишком прислушивался к его словам.

Вместо этого сидел и смотрел на простой деревянный гроб и пытался запомнить лежавшего в нем человека. Живым я видел его совсем недолго, не больше часа, однако неожиданное его появление влияло на всю мою жизнь на протяжении последних двух с половиной недель, как не влияло на протяжении целых тридцати семи лет.

Трудно описать, какие чувства обуревали меня в тот момент. Пожалуй, гнев превалировал над всеми остальными. Гнев потому, что теперь отец ушел навсегда, так и не сделавшись настоящим отцом.

Нет, конечно, отцом он был. Это доказала экспертиза ДНК. Но казалось, он не имел ко мне никакого отношения. И тем не менее он и его поступки повлияли на мою жизнь, на то, кем я был и кем стал.

Я жалел о том, что не смог поговорить с ним дольше в ту роковую ночь, что у нас не было шанса встретиться и поговорить еще раз, пусть даже беседа эта вылилась бы в укоры и недовольство его поступками или же привела бы к получению ответов на безответные до сих пор вопросы. Почему он убил маму? Почему убежал? Почему не взял меня с собой? Как мог бросить меня так надолго? И главное: почему и с какой целью он вдруг вернулся?

Я думал о его дочерях, моих сестрах, живших в далекой Австралии. Наверное, до сих пор не знают, что отца их уже нет в живых. Может, мне стоит помолиться от их имени?

Священник меж тем уже заканчивал.

— В надежде и вере в воскресение к жизни вечной через Господа нашего Иисуса Христа мы передаем Всемогущему Богу брата нашего Питера; тело его, земля к земле, пепел к пеплу, прах к праху. Благослови его Бог, спаси и сохрани, дай ему вечный покой. Аминь.

Произнося последние слова, священник нажал на какую-то кнопку в кафедре, и я наблюдал за тем, как гроб медленно исчезает за длинным красным занавесом, окутавшим его со всех сторон.

Вся процедура заняла ровно девять минут. Кремация займет немного больше. И тогда все — земное тело моего отца уже перестанет существовать.

Ах, если бы его влияние на мою жизнь можно было бы устранить с той же легкостью и быстротой.

— Прекрасная служба, — сказал я священнику уже на выходе. — Благодарю вас.

— Всегда рад, — ответил он и пожал мне руку.

На похоронах, подумал я, всегда так говорят: прекрасная служба, даже если она таковой не являлась. Не то время и не то место, чтобы критиковать, как бы скверно все ни обстояло на самом деле. В данном случае служба была функциональна. И этого достаточно.

— Спасибо, что пришли, — сказал я сержанту Мюррею, когда мы вышли из часовни.

— Старший инспектор Льювелин сожалеет, что не смог быть, — сказал он.

— Я его и не ждал, — заметил я. И действительно, я не ожидал, что кто-то придет, и уж менее всего — старший инспектор. И словом никому не обмолвился, где и когда состоятся похороны.

— Нас уведомили из офиса коронеров, — сказал Мюррей. Я кивнул. — Полиция по возможности всегда старается присутствовать на похоронах жертв, павших от руки убийц.