Пятая колонна - [7]
Дороти снова ложится, и Петра ставит на постель поднос с завтраком.
Яиц нет, Петра?
Нет, сеньорита.
Вашей матери лучше, Петра?
Нет, сеньорита.
Вы уже завтракали, Петра?
Нет, сеньорита.
Принесите себе чашку и выпейте со мной кофе. Ну, скорей.
Я выпью после вас, сеньорита. Очень было здесь страшно вчера во время обстрела?
Вчера? Вчера было чудесно.
Сеньорита, что вы говорите?
Ну, право же, Петра, было чудесно.
На улице Прогрессе, там, где я живу, в одной квартире убило шестерых. Утром их выносили. И по всей улице не осталось ни одного целого стекла. Теперь так и зимовать, без стекол.
А здесь у нас никого не убило.
Сеньору можно уже подавать завтрак?
Сеньора больше нет здесь.
Он уехал на фронт?
Ну, нет. Он никогда не ездит на фронт. Он только пишет о нем. Здесь теперь другой сеньор.
(грустно). Кто же это, сеньорита?
(радостно). Мистер Филип.
О сеньорита. Это ужасно! (Выходит в слезах.)
(кричит ей вслед). Петра! Петра!
(покорно). Да, сеньорита?
(радостно). Посмотрите, мистер Филип встал?
Хорошо, сеньорита.
Петра подходит к двери Филипа и стучит.
Войдите.
Сеньорита просит узнать, — вы встали?
Нет.
(у двери номера 109). Сеньор говорит, что он еще не встал.
Пожалуйста, Петра, скажите ему, чтобы он шел завтракать.
(у двери номера 110). Сеньорита просит вас прийти позавтракать, но только там почти нечего есть.
Передайте сеньорите, что я никогда не завтракаю.
(у двери номера 109). Он говорит, что никогда не завтракает. Но я-то знаю, что он завтракает за троих.
Петра, с ним так трудно. Скажите ему, пусть не упрямится и сейчас же приходит, я его жду.
(у двери номера 110). Она вас ждет.
Какое слово! Какое слово! (Надевает халат и туфли.) Маловаты немного. Должно быть, это Престона. А халат симпатичный. Нужно предложить ему, может, продаст. (Складывает газеты, открывает дверь, подходит к двери номера 109, стучит и, не дождавшись ответа, входит.)
Войдите. Ну, наконец-то!
Тебе не кажется, что мы несколько нарушаем приличия?
Филип, ты милый и ужасно глупый. Где ты был?
В какой-то чужой комнате.
Как ты туда попал?
Понятия не имею.
Неужели ты совсем ничего не помнишь?
Припоминается какая-то дичь, будто я кого-то выставил за дверь.
Престона.
Не может быть.
Очень может быть.
Нужно его водворить обратно. Я против подобных грубостей.
Ах, нет, Филип. Нет. Он ушел навсегда.
Страшное слово — навсегда.
(решительно). Навсегда и безвозвратно.
Еще страшнее слово. У меня от него мурмурашки.
Это что за мурмурашки?
Все равно, что мурашки, только хуже. Понимаешь? Когда мерещится что-нибудь очень страшное. То появляется, то исчезает. Ждешь его из-за каждого угла.
И с тобой это бывало?
Еще бы. Со мной все бывало. Самое скверное, что я помню, была шеренга морской пехоты. Вдруг все разом входили в комнату.
Филип, сядь вот здесь.
Филип очень осторожно присаживается на кровать.
Филип, ты должен мне кое-что обещать. Мне не нравится, что ты столько пьешь, и не имеешь никакой цели в жизни, и ничего не делаешь по-настоящему. Я хочу, чтоб ты покончил с этой жизнью мадридского шалопая, — хорошо?
Мадридского шалопая?
Да. Да. И с Чикоте. И с Майами. И с посольствами, и с Misterio, и с Верноном Роджерсом, и с этой ужасной Анитой. Хотя посольства, кажется, хуже всего. Ты больше не будешь, Филип, — хорошо?
А что ж тогда делать?
Все, что угодно. Ты мог бы делать что-нибудь серьезное и приличное. Ты мог бы делать что-нибудь смелое, достойное и хорошее. Знаешь, чем это кончится, если ты будешь слоняться из бара в бар и водить компанию со всеми этими ужасными людьми? Тебя просто пристрелят. На днях одного пристрелили у Чикоте. Это было ужасно.
Кто-нибудь из наших знакомых?
Нет. Просто какой-то несчастный оборванец, который ходил с пульверизатором и всем брызгал в лицо. Он никого не хотел обидеть. Но кто-то рассердился и пристрелил его. Я видела все, и это было очень неприятно. Это случилось так неожиданно, и он лежал на спине, и лицо у него было совсем серое, а еще минуту назад он был такой веселый. Потом два часа оттуда никого не выпускали, и полицейские у всех нюхали револьверы и не разрешали официантам подавать спиртное. Его ничем не прикрыли, и нам пришлось показывать свои документы человеку, который сидел за столиком как раз возле того места, где он лежал, и это было очень неприятно, Филип. Носки у него были такие грязные, и башмаки стоптаны до дыр, а рубашки совсем не было.
Бедняга. Ведь то, что там теперь пьют, это самый настоящий яд. Совершенно теряешь рассудок.
Но, Филип, тебе-то незачем быть таким. И тебе незачем ходить туда, еще пристрелят когда-нибудь. Ты мог бы заняться политикой или какими-нибудь военными делами, — вообще чем-нибудь достойным.
Не искушай меня. Не буди мое честолюбие.
Пауза.
Не рисуй мне радужных перспектив.
А что это еще за выходка с плевательницей у Чикоте? Ты просто нарывался на скандал. Именно нарывался, все говорят.
