Пять звезд капитана Ибрагимова. Том I - [13]

— Идите в жопу, мартышки…

— Капитан Ибрагимов, нам надо поговорить! — требовательно произнес Джемисон.

— Говори так, я сплю…

— Хорошо! Я хочу спросить, что вы сделали, чтобы обмануть каракарцев? Не пытайтесь отшучиваться и язвить, я видел, что вам удалось и выстрелить, и, одновременно, промазать. Что это было, черт возьми?

Минуту Ибрагимов молчал, Джемисону показалось даже, что тот вновь уснул. Однако через некоторое время из-за двери донеслись звуки ерзания и зевков. Затем Ибрагимов ответил:

— Он не умеет читать мои мысли. А мысли остальных — умеет. Поэтому требовалось убедить всех наших в том, что мы стреляем прицельно. Я же сбил настройки нейтронной пушки.

— Он не может читать ваши мысли, потому что вы по-свински налакались?! Вы хотите, чтобы я в это поверил?

— Он не умеет читать мои мысли, потому что я киборг. А ты дурак. Иди на свое место и следи, чтобы экипаж выполнял свои обязанности. Мне надо поспать.

Джемисон попытался возразить в своей манере — жестко и язвительно, но реплики его остались без ответа, а через несколько секунд из каюты капитана донесся громкий храп.

Старшему помощнику ничего не оставалось, как вернуться к ранее разработанному плану по смене командования на крейсере «Мираж». Тем не менее, пока он шел в кают-компанию, где уже собрались его друзья по заговору, он сделал важный для себя вывод: Ибрагимов опаснее, чем кажется, даже несмотря на пьяный угар.

III

Корабль «Жук» походил на неровную сферу, из которой в разные стороны торчали антенны минус-связи и сенсоры. С точки зрения эргономики землян, он выглядел несуразно, но как абстрактное геометрическое тело был весьма симпатичен на вид. Однако то была привлекательность скульптурной композиции, а не серьезного космического корабля для исследования пограничных миров. Во всяком случае, на памятные календари фотографии таких кругляшей не наносят.

Ял сделал почетный круг, огибая «Жука» и дрейфующий двигатель. Очевидно, мимо пролетал осколок поглощенных туманностью миров и стукнулся о край двигателя, заставляя протонный расщепитель беспорядочно вращаться. Выглядело это живо, но и вселяло мысль о том, что — будь в следующий раз осколок больше, а его скорость выше, — игра вмиг закончится.

Ял пристыковался к кораблю без особых проблем.

Сделав глубокий вдох, собравшись с мыслями, Макаров ступил на борт корабля каракарцев. Вот и все — с точки зрения политико-юридических норм, он находился уже в другом государстве.

— Никогда не был за рубежом… — вырвалось у него.

— Это не считается, — понял его техник. — Это вроде как нейтральная территория, предоставленная для переговоров.

Они оказались в небольшом помещении со скафандрами, хозяйственным инвентарем, ящиками и шкафчиками. Шкафчики стояли открытыми, исчезло все, что могло быть использовано как оружие — лопаты, ломы, строительные пистолеты и прочий представляющий опасность скарб.

Первое, что дало о себе знать — повышенная гравитация и острый запах в воздухе. Каракарцы жили в мирах с высокой гравитацией, такую и настраивали в кораблях. Не то чтобы эта гравитация была для истиннолюдей невыносимой, но действовала гнетуще. Как только адъютант и техник перешагнули порог корабля, каждый почувствовали, как его тело и одежда обрели совсем иной вес. Странный запах в воздухе воссоздавали какие-то газы, присущие родной для каракарцев атмосфере. Те не были опасны для землянина, но чувство создавалось, будто оказался в лавке, где собраны все пряности мира, взвесь которых годами пропитывала воздух.

Шлюз, к которому пристыковался ял, вел в пустое помещение, залитое красным светом и казавшееся оттого живым и пульсирующим. Но такую шутку могло сыграть с наблюдателем и подскочившее от измененной гравитации кровяное давление. В помещении стояли две длинные скамьи и располагались отсеки для скафандров, скафандры, однако же, больше валялись на полу и на скамьях. Источник света определить трудно, скорее всего, свет шел снизу. Из помещения имелся только один выход — в коридор, наполненный таким же красным маревом. Как если бы туманность проникала и сюда.

Макаров и Лешин выгрузили из яла несколько кейсов с документацией и прошли в коридор. Там обстановка еще меньше походила на земную: замысловатые узоры на стенах, плавно перетекающие в утилитарные элементы корпуса. Казалось, каракарцы стерли грань между декоративным и функциональным, растворив свою цивилизацию в двух этих средах. Война для них так же являлась и искусством, и средством, причем в их понимании два эти смысла были неразрывны. В то время как истиннолюди, земляне, постоянно колебались, выбирая между искусством и функцией, разделяя эти понятия, используя утилитарное в быту, а после убеждая себя, будто это и есть красота, каракарцы, казалось, поднялись на совершенно новый уровень, чуждый и удивительный.

— У них нет музеев, — тихо произнес Макаров.

— Что, простите?

— Когда имеешь дело с каракарцами, надо понять их логику. Для каракарца нет абсолютного понятия пользы или вреда, бесполезно взывать к их рациональности, проводить взаимовыгодные сделки, основанные на принятых у нас показателях эффективности. Я сталкивался с каракарскими торговыми агентами на Процеоне-II, когда с ними торговал мой отец. Несмотря на то, что они тоже когда-то были землянами, их внутренняя организация и образ мысли претерпел значительные изменения. Они могли уступить, провести сделку умышленно в ущерб себе, если видели, что она совершается красиво. Иногда же, наоборот, выставляли совершенно неприемлемые условия, грозящие лишними ограничениями и обременениями, не имеющими к сути сделки никакого отношения. Каракарцы не отягощены нашей моралью, у них она другая. Они верят, что отвечать добром на зло плохо, так как это порождает зло, а отвечать злом на добро — хорошо. Для них вещи практичные, но некрасивые нефункциональны. Каракарцы — это эстетствующие философы-воины, доказавшие превосходство своей цивилизации. Не пытайся понять…