Пять уроков Великого Магистра, или повесть о том, как Петя Бочкин изучал программирование - [8]
Тут Казимир подтолкнул пальцем пишущую машинку, которая почему-то не исчезла, как обычно, а качнувшись как лодка на волнах, подплыла по воздуху к Пете и остановилась перед ним.
— Ну-ка, напиши программу для Исполнителя «Пешеход».
— Самому написать?
— Самому.
— А что должен сделать «Пешеход»?
— Перейти улицу на перекрестке, где горит светофор.
— А что, он, это… умеет делать?
— Задай вопрос правильно.
— Какой у Исполнителя набор стандартных команд?
— «Стоять» и «Перейти улицу».
— А проверки?
— «Пешеход» различает зеленый цвет светофора.
— И все?
— И все.
Петя подумал и одним пальцем отстучал:
— Усвоил, — похвалил Казимир. — Испытываю чувство глубокого удовлетворения.
— А когда матросов кормить будем? — поинтересовался Петя.
— Программа готова. Вводи.
СКОЛЬКО РАЗ НУЖНО ПЕРЕПИСАТЬ ПРОГРАММУ, ЧТОБЫ НАКОРМИТЬ ВСЕХ ГРЕБЦОВ?
В тот момент, когда Петя прицелился, чтобы засунуть листок с программой под колпак Кристины, Казимир остановил его.
— Погоди. Сколько жареных куриц вылетит из пушки после выполнения этой программы?
— Столько же, сколько будет выстрелов.
— А сколько будет выстрелов?
— А пушка у вас автоматическая… или какая?
— Или какая.
— То есть выстрелы у нее одиночные?
— Одиночные.
— Значит, Кристина выстрелит один раз.
— Следовательно?
— Следовательно, из пушки вылетит только одна курица.
— А сколько у нас матросов?
Петя пересчитал.
— Шестеро.
— И каждому нужно курицу на первое, курицу на второе, курицу на третье и курицу на сладкое, — сказал Казимир грустным голосом. — Итого…
— Двадцать четыре курицы, — подсчитал Петя. — Поэтому Кристина должна сделать двадцать четыре выстрела.
— И что ты хочешь? После каждого выстрела писать новую программу?
— Да.
— Но это же так долго! Погляди, какие у них голодные глаза, — в голосе у Казимира прозвучала неподдельная печаль.
— А что делать?
— Есть способ, — Казимир дернул головой, подбросил монокль кверху, заговорщицки подмигнул Пете и поймал стекляшку глазом. — Можно так написать программу, что Исполнитель будет повторять ее столько раз, сколько ты захочешь!
— Да ну!
— Точно. Этот способ называется… Впрочем, об этом завтра.
— А как же матросы?
— Перекусят на корабле.
Казимир повернулся к матросам.
— Гребцам — за весла! В шлюпку, Кристина! До завтра, Петя.
— До завтра, Казимир!
Первое авторское отступление
Дорогой читатель! Когда я, автор этой книги, придумывал ее героев — Петю, Казимира и Кристину, то очень хотел, чтобы они, эти герои, в беседах между собой изложили тебе основные сведения, которые составляют азбуку программирования. Они бы делали за меня мою работу, а я сидел бы себе да поплевывал в потолок.
Ан нет. Закончился уже второй урок, и я вижу, что кое о чем мои герои умалчивают. Поэтому приходится взять штурвал в свои руки и сделать некоторые добавления от себя.
МОЙ ДРУГ ГАФУР
Когда-то давно был у меня знакомый. Звали его Гафур. Он приехал из одной восточной страны на учебу в Московский университет. Старательный был парень Гафур. Быстро запомнил множество русских слов. Но вот беда — не давались ему глагольные формы. Трудно было Гафуру употребить глагол в нужном времени. Спросишь его бывало: «Хочешь прочитать эту книгу?» «Нет, — отвечал он. — Я ее уже прочитать». Но больше всего он мучился, когда приходилось называть глагол в единственном числе прошедшего времени. Знаете, почему? Потому что глаголы прошедшего времени единственного числа требуют еще и родового окончания: корабль сел на мель. Птица села на ветку. Платье село от стирки. (Вообще говоря, здесь есть какая-то увлекательная тайна. В глаголах «сел», «села», «село» мы ясно слышим род того предмета, который совершает действие. Но вот — тот же глагол в настоящем времени: «садится». Скажите, кто садится — мужчина или женщина? Никаких сведений об этом в слове не содержится. А вот будущее время «сядет»? И здесь то же самое… Чувствуете загадку? Почему русские глаголы «устроены» так, что в прошедшем времени они чутко регистрируют род предмета, а их форма в настоящем и будущем времени абсолютно равнодушна к этому же самому роду? Впрочем, это — тема для особого разговора…).
Так вот, в родном языке Гафура категория рода отсутствует. И для моего товарища было безразлично, как сказать: «Корабль сел на мель» или «Корабль села на мель». Но Гафур упорно тренировался, осваивая родовые окончания русских глаголов. Каждый день я давал ему листок с десятком глаголов в неопределенной форме, а вечером Гафур протягивал мне другой листок, на котором те же самые слова стояли в единственном числе прошедшего времени и были изменены по родам. И вот как-то раз он протягивает мне один такой листок. Я читаю: «пел-пела-пело». Правильно. «Ел-ела-ело». Правильно. «Ехал-ехала-ехало», «бегал-бегала-бегало» — тоже правильно. И вдруг глаза наталкиваются на что-то странное: «Идел-идела-идело». Интересно, что это за глагол такой? Может быть, образование от — «одеть»? Но нет, «одеть» мы уже проходили. «Гафур, — спрашиваю, — это что за абракадабра у тебя?» «Почему — абракадабра? — отвечает он. — Ты давал мне слово «идти». Вот я и написал: «идел-идела-идело».
Мне становится смешно. «Нет, — говорю, — надо: «шел-шла-шло». А он удивляется: «А почему?» А вслед за ним удивляюсь и я: в самом деле, почему от глагола «идти» образуется глагол «шел», а не «идел»?
