Пять углов - [14]

— А тогда скажите, Исайя Андреевич, для чего у меня пять характеров?

— Это чтоб меня побольше мучить! — без голоса, одним сердцем вскричал Исайя Андреевич.

— А вот и неправда, Исайя Андреевич, — сказала Марья Ильинична, — это для того, чтоб побольше именин праздновать, да женихов побольше, да очков, да зонтиков, да квартир, да ботиков.

— Помилуйте, Марья Ильинична! — протестовал Исайя Андреевич. — Да зачем же вам столько ботиков?

Но она уже извивалась перед ним в прихотливых позах и орнаментах: то стелилась по стенке, как ползучее растение, то откидывалась на салатной софе, обмахиваясь японским веером, растленная гимназистка, и хохотала до упаду, до истерики, и требовала крюшону; а потом вдруг овдовела, покрылась черным платком и сказала;

— За того убитого краснопутиловца отомщу проклятым немцам.

И долго пасмурно и одновременно ласково что-то, а что, неясно, повествовала Исайе Андреевичу, который в то же время знал, что он убитый путиловскими немцами красноюнкер, хотя тоже знал, что он никогда ни краснонемцем, ни пугиловским юнкером не был. Но глядя, как текут слезы по незаслуженно морщинистым щекам, и самому хотелось плакать о своей безвременной гибели. Понял он, что не дожил до пенсии, и подумал: «Вот каверза!»

И проснулся. Сердце колотилось, как электрическая кофейная мельница в руках.

Завтракал Исайя Андреевич в это утро не то что легко, а вообще без всякого аппетита, а потом слонялся по квартире, не имея дела и не зная, куда бы ему пристроиться. Так и ходил, терзаясь предчувствиями и ревностью, и время от времени вслух с рыданиями повторял:

— Где же она ночевала? Отчего же она дома не ночевала?

И еще восклицал:

— Ах, как она жестока была!

Не мог понять Исайя Андреевич причины этого странного охлаждения, ни упреков в ветрености, ни милицейского свистка. А милицейский свисток уж просто казался ему чудовищным: чтобы так его, как какого-нибудь пьяницу, который мешает нам жить, или хулигана, или незнакомца! Выйти, позвонить ей сейчас же, потребовать объяснения!

«Нет, — остановил себя Исайя Андреевич, — нет, не отступлю от плана. Позвоню ей в понедельник, как постановил. А до той поры еще с Шурочкой посоветуюсь: может быть, и не позвоню — накажу. Пусть знает, — подумал Исайя Андреевич, — у меня тоже гордость есть, а женихи нынче на дороге не валяются. Да я, если захочу... Я себе пятерых невест найду, — гордо думал Исайя Андреевич. — Что я, хуже других? — думал Исайя Андреевич. — Чем я парень не хорош?»

Исайя Андреевич прямо направился к зеркалу. Лицо было желтое и глядело исподлобья. Под глазами были мешки, такие, какие и в трудовые будни редко видел.

— Устал, — сказал Исайя Андреевич, — устал. Мне бы жениться, — сказал Исайя Андреевич и расплакался.

В таких сумбурных чувствах и рассуждениях Исайя Андреевич прожил часов до десяти, а в десять, истерзанный, он забылся в глубоком кресле и проснулся в половине двенадцатого от удушья. Исайя Андреевич вспомнил, что забыл расстегнуть перед отдыхом воротничок. Расстегнул.

— Половина двенадцатого, — приказал себе Исайя Андреевич, — пора план продолжать.

После дождя солнышко вышло снова, как говорится, выглянуло. Осеннее солнышко, прощальное. Тем не менее, хоть и прощальное, солнышко приободрило Исайю Андреевича, и теперь, после сна, он приобрел возможность рассуждать здраво.

«Просто взбалмошная девчонка. Кокетка. Как была в девичестве кокетка, так и осталась.

Надо позвонить ей в понедельник, — подумал Исайя Андреевич, — но позвонить с достоинством: я, мол, Марья Ильинична, не навязываюсь, мол, право выбора, Марья Ильинична, за вами — вы дама.

А нет, — подумал Исайя Андреевич, — так и ладно. Я еще не так плох, я себе пятерых найду».

Исайя Андреевич энергично встал — и почувствовал, что сердце у него бьется с перебоями, а коленки дрожат.

Дрожащими коленками прошел Исайя Андреевич на кухню и приготовил себе второй завтрак. Однако есть совсем не хотелось. Усилием воли прожевал Исайя Андреевич вчерашний покупной пирожок, запил тепленьким кофе, но для порядка все-таки сказал:

— Второй завтрак — плотный.

Посуду мыть не стал — хотелось скорей из дому, в «Пассаж», где много народу и товаров, и можно развлечься, и соответствует плану. Еще подумал было Исайя Андреевич, как ему сегодня одеться: может быть, в пальто и шляпу?

— Надену плащ, — решил Исайя Андреевич, — как хочу, так и одеваюсь, — грубо сказал Исайя Андреевич и надел кепку.

Исайя Андреевич пробирался в толпе, преимущественно дамской, потому что «Пассаж» недавно перешел на женское обслуживание. Это обстоятельство не смущало Исайю Андреевича: помимо женских здесь были товары и сувенирные, и электрические, и посудохозяйственные тоже. Да и женские товары, они что, кушать просят? Все равно покупать ничего Исайя Андреевич не собирался: так ведь пришел, по плану, посмотреть. Правда, давно подумывал Исайя Андреевич о покупке нового галстука, но он знал, где такой галстук продается, и откладывал это до следующей субботы, когда пойдет в «Гостиный Двор»; а сейчас не до покупок было — уж только бы все изобилие досмотреть, а там и домой. Да полежать, отдохнуть, потому что здоровье здоровьем, а сердце поберечь тоже надо: что-то оно — с перебоями, не то что раньше, «пламенный мотор». Исайя Андреевич остановился, чтобы поинтересоваться в посудохозяйственном отделе ярко-красной чугунной латкой. Он не собирался ее себе покупать, просто — красиво.